Шоссе Линкольна - Амор Тоулз
Во втором шкафу были полки с аккуратно сложенными рубашками из ткани оксфорд и перекладина, на которой висела коллекция костюмов-троек, развешанных по цвету — от бежевого и серого до синего и черного. На полке над костюмами располагались в ряд фетровые шляпы, разложенные по тому же принципу.
«Встречают по одежке» — так, кажется, говорят. Но стоит только посмотреть на ряд фетровых шляп, чтобы понять, какая это чепуха. Соберите вместе мужчин в градации от лидера до болвана и попросите бросить свои шляпы в одну кучу — жизни не хватит, чтобы понять, где чья. Потому что это по мужчине встречают шляпу, а не наоборот. Ведь наверняка из двух шляп вы выберете шляпу Фрэнка Синатры, а не сержанта Джо Фрайди? Надеюсь, что так.
В общей сложности у Денниса было штук десять шляп, двадцать пять костюмов и сорок рубашек, которые можно было по-всякому сочетать. Я не стал заморачиваться подсчетом всех возможных комбинаций. Было и так совершенно ясно, что, пропади кое-что из них, никто даже не заметит.
Эммет
В пятницу, в половине второго, Эммет подошел к дому из коричневого песчаника на Сто двадцать шестой улице.
— Опять начинается, — сказал пацан, довольно светлый для негра, стоявший на верху крыльца, облокотившись на перила.
Услышав это, крупный парень, сидевший на нижней ступеньке, взглянул на Эммета с добродушным удивлением.
— И тебя тоже побить надо? — спросил он.
Он затрясся в беззвучном хохоте. Входная дверь распахнулась, и на крыльцо вышел Таунхаус.
— Ну и ну, неужели это сам мистер Эммет Уотсон? — сказал он с улыбкой.
— Привет, Таунхаус.
Спустился он не сразу — светлый загораживал путь, и Таунхаус пристально на него посмотрел. Светлый с неохотой отступил; Таунхаус сошел с крыльца и пожал Эммету руку.
— Рад встрече.
— Взаимно.
— Я так понимаю, выпустили на пару месяцев раньше?
— Это из-за отца.
Таунхаус сочувственно кивнул.
Светлый наблюдал за разговором с кислым лицом.
— А это кто? — спросил он.
— Друг, — ответил Таунхаус, не оборачиваясь.
— Ну и дружелюбное же место эта Салина.
На этот раз Таунхаус обернулся.
— Помолчи, Морис.
Не сразу, но Морис всё же отвел взгляд и по обыкновению кисло уставился вдаль. Веселый же покачал головой.
— Пойдем прогуляемся, — сказал Таунхаус Эммету.
Поначалу шли молча: Эммет чувствовал, что Таунхаусу не хочется начинать разговор рядом с мальчишками, так что и сам не говорил ничего, пока они не свернули за угол.
— Ты как будто и не удивился, — сказал Эммет.
— Не удивился. Дачес был здесь вчера.
Эммет кивнул.
— Когда я услышал, что он поехал в Гарлем, то понял, что к тебе. Чего он хотел?
— Чтобы я его ударил.
Эммет остановился и повернулся к Таунхаусу — Таунхаус остановился и повернулся к нему. Они стояли лицом к лицу и не произносили ни слова. Воспитание и цвет кожи у них были разные, а склад ума один.
— Он хотел, чтобы ты его ударил?
Ответил Таунхаус тихо, словно хотел сохранить это между ними, хотя рядом не было никого, кто мог бы его услышать.
— Да, этого он и хотел, Эммет. Взял себе в голову, что должен мне что-то — из-за того случая с Акерли, и что, если я ему врежу пару раз, мы будем квиты.
— И что ты сделал?
— Ударил его.
Эммет посмотрел на него с удивлением.
— Он не оставил мне выбора. Сказал, что приехал сюда, только чтобы сравнять счет — ясно было, что не уедет, пока своего не добьется. Я ударил его, но он потребовал ударить снова. Так два раза. Все три в лицо — прямо там, у крыльца, перед мальчишками, — а он даже кулаков не сжал.
Эммет отвел взгляд от Таунхауса и задумался. Пять дней назад он так же сравнял собственный счет, так же дал избить себя и не защищался. Эммет не верил в приметы. Не боялся черных кошек, не отыскивал четырехлистный клевер. Но эти три удара на глазах у свидетелей показались ему дурным предзнаменованием. Впрочем, это ничего не меняло.
Эммет снова посмотрел на Таунхауса.
— Он не сказал, где остановился?
— Нет.
— Не сказал, куда едет?
Таунхаус ответил не сразу.
— Нет, — он покачал головой. — Но слушай, Эммет, если ты думаешь найти Дачеса, знай: не один ты его ищешь.
— В смысле?
— Вчера вечером приезжали двое полицейских.
— Из-за того, что они с Вулли сбежали?
— Возможно. Они не сказали. Но Дачес им точно больше интересен, чем Вулли. И сдается мне, тут нечто посерьезнее, чем охота на детишек, удравших через забор.
— Спасибо, что сказал.
— Ага. Но, прежде чем ты уйдешь, хочу тебе кое-что показать — тебе понравится.
Они прошли восемь кварталов и оказались на улице, скорее принадлежавшей латиносам, чем черным. Прямо на тротуаре трое мужчин играли в домино, из приемника доносилась латиноамериканская танцевальная музыка, чуть дальше по улице была бакалейная лавочка. Таунхаус остановился напротив автомастерской.
— Та самая?
— Да, это она.
Мастерская принадлежала мужчине по фамилии Гонсалес, который после войны переехал с юга Калифорнии в Нью-Йорк с женой и двумя сыновьями — близнецами, известными в округе как Пико и Пако. С четырнадцати лет отец заставлял их после школы работать в мастерской: очищать инструменты, подметать пол, выносить мусор — чтобы поняли, каково зарабатывать деньги честным трудом. Пако и Пико урок усвоили. И в семнадцать, когда им поручили закрывать мастерскую по выходным, развернули собственный бизнес.
Большинство машин попадали в мастерскую с поскрипывающим крылом или царапинами на дверце, но в целом были в рабочем состоянии. Так что по субботам братья стали за пару баксов в час сдавать машины напрокат местным ребятам. В шестнадцать лет Таунхаус позвал на свидание девушку по имени Кларисса — главную красавицу одиннадцатого класса. Она согласилась, Таунхаус занял у брата пять баксов и взял у близнецов машину.
Он собирался устроить небольшой пикник у мавзолея Гранта: встать там под вязами и любоваться Гудзоном. Но по воле случая единственной свободной машиной в ту ночь оказался «бьюик скайларк» с откидным верхом и хромированными деталями. Выглядел он настолько
