Дар - Элеонора Бостан
– Сядь, – сказал Аннета, и в ее голосе было столько твердости, что старик послушно сел.
Но через секунду встал и побрел к куче хлама, подыскивая для себя что-нибудь. Все это время Аннета не сводила с него холодных глаз, а рука так и сжимала камень. Настоящая амазонка, подумал Антон, она никогда не казалась ему такой красивой и сильной, как сейчас.
Через минуту старик вернулся с какими-то досками, положил их на землю и тяжело опустился. Все четверо устроились возле стены полукругом, как дети, готовые рассказывать страшилки в местах с дурной славой. С одной стороны их закрывал забор, поросший ежевикой, с другой – куча хлама, с третьей – стена, так что, втер почти не беспокоил их. Все уставились на Профессора, но он по-прежнему смотрел куда-то в пустоту, теребя руками полы плаща, расстелившиеся вокруг него.
– Ну? – не выдержал Антон, он больше всех ждал этой встречи и больше всех нуждался услышать то, ради чего они проделали весь этот путь. – Вам ведь есть что сказать, так не тяните. Время для меня сейчас особо дорого.
Старик вздохнул, как каторжник заступающий на очередную трудовую смену, и наконец, поднял глаза. Несколько секунд он без всякого стеснения разглядывал Антона, как будто ощупывая глазами каждый сантиметр его изможденного лица и тела. Антон не возражал, пусть полюбуется, это ведь он подсунул ему монету, значит, во всем этом есть его вина. Пусть только и половина.
– Вижу, она уже всерьез взялась за тебя, – заключил старик, когда Антон уже снова хотел, было, нарушить молчание. – Я знаю, что ты чувствуешь и что ты пережил, поверь мне. Примерно на такой же стадии я избавился от нее.
Рита и Аннета смотрела на старика огромными глазами детей, вдруг встретивших ведьму или Кощея Бессмертного. Антон заметил, как Аннета едва слышно прошептала одними губами: «Значит, это правда! Господи!». Он понимал ее чувства, сам испытывал нечто подобное. Одно дело убедить себя в волшебной природе явления, столкнувшись с ним, и совсем другое – получить подтверждение от другого человека, совершенно чужого и не связанного с тобой.
– Так вы…– он хотел говорить, но голоса не было, только какой-то хрип вырывался из пересохшего горла.
Его опередила Рита. Глаза ее вспыхнули, и голос у нее был, и он дрожал от гнева.
– Вы понимаете, что вы натворили? Вы хоть отдаете себе отчет, что сознательно, умышленно обрекли человек на мучения?! Может, на смерть?! Таких, как вы убивать надо! Без жалости и без милосердия! Вы конченый человек…
Она подалась вперед, и Антон всерьез подумал, что она сейчас набросится на старого подлеца, но Аннета мягко перехватила ее, обняла, прижала к себе, нашептывая что-то и не сводя всё таких же холодных глаз со старика.
– Погоди осуждать меня, девочка, – ответил он, глядя ей прямо в глаза, – ты сначала дослушай, а потом уж суди меня.
– Откуда она у вас? – наконец подал голос Антон. Теперь, когда его неконтролируемая злость ушла, он не мог заставить себя обращаться на «ты» к человеку, гораздо старше него. – Расскажите всё, что знаете.
Антон подвинулся и тронул старика за рукав грязного плаща. Чтобы их взгляды встретились.
– Всё. Без утайки. – Повторил он. – Потому что, возможно, это спасет мне жизнь.
И помолчав, добавил:
– А вам – душу.
– Мою душу уже не спасти, наверное, – вздохнул Профессор, – но я расскажу все, что сам узнал и пережил. Может, Господь сжалится надо мной. Всё, что я сделал, я сделал без злого умысла.
Глаза Риты опять зловеще блеснули, но старик ее не замечал, он погрузился в свои воспоминания, глядя на растрескавшийся и заросший сорняками асфальт.
– Я спасал свою жизнь. И не буду за это оправдываться.
– Так откуда она у вас? – прервал его Антон, теперь пришел его черед бороться за выживание, так что ждать он не мог. – Начнем сначала. И давайте без лирических отступлений, мое время уходит, вы итак это знаете. И уходит по вашей вине, так что, если не хотите получить назад свой подарок, говорите всё и побыстрей.
– Я виноват только в том, что получил эту проклятую штуку, – гнул своё старик, – а больше ни в чем. Сам поймешь, когда я закончу.
Он поерзал на своих досках, поплотнее закутался в плащ, как будто вдруг ему стало холодно. Никто не мешал ему собираться с мыслями, опасаясь новой порции оправданий и жалоб – хоть он и говорил, что не собирается оправдываться, но только это и делал. Это хорошо, подумал Антон, разглядывая того, кого он так долго искал, это значит, у него еще есть остатки совести, и она гложет его. Это самое меньшее, что он заслужил.
– Вы даже понятия не имеете, что такое жизнь нищего, – заговорил он, оглядывая всех по очереди, – это почти как выживание в лесу, только люди гораздо опаснее дикий зверей. И в лесу не надо платить за ягоды и убежище от дождя – все вокруг тебя, только потрудись и возьми. А здесь: потрудись, найди то, что тебе нужно (под ногами тут ничего, кроме грязи нет), потом добудь копейку, потом упрашивай продавца ее взять (ее не так просто потратить, все так и хотят тебя надуть или вовсе нос воротят), а потом гляди в оба, чтобы кто-то не отнял то, что ты с таким трудом получил. Вот что такое жизнь в городе.
Здесь тоже идет борьба за территорию, только силы всегда неравны. Но какое-то время я стоял возле самой станции, просил мелочь. Недолгая полоса удачи, то есть, я так думал. Там в центре самые лучшие места, самые сытные. Люди туда съезжаются всегда при деньгах, кто-то работает в этих дорогих конторах, кто-то за покупками, стало быть, тоже с набитым кошельком. Менты гоняют, это да, и местные попрошайки, у них у всех крыша есть. Мне тоже предлагали «работать», так сказать, но я свободу люблю, не выношу начальников, а там как – не сдал дневную норму – получил по шее. В общем, через три дня меня оттуда окончательно выперли, но до того…
Он снова вздохнул и сник. Антон и его спутницы жадно ловили каждое слово, как будто слушали сказку или одну из страшилок в детском лагере.
– Короче, первые два дня я переходил с места на место со стаканом и табличкой. Я не люблю болтать, никогда не ныл «помогите, Христа ради», я табличку намалевал, поставил и всё, не надо даже ни на кого смотреть, только по сторонам. Утром это было, как сейчас помню. В кружку уже немного набросали, а местных еще нигде не было видно. Я радовался, думал, денек-то отличный выдался…
– И я так же думал, – прошептал Антон, чувствуя, как злость
