Секреты цветов - Салли Пейдж
А затем до Эммы доносится сладкий аромат, смешанный с запахом свежей зелени.
Жасмин.
Эмма идет на запах и попадает в маленький дворик в окружении стен зелени – гроздья нежных белых цветов разбросаны среди темных листьев. Она находит пристроившуюся за низкой стеной скамью, которая смотрит на мелкий круглый бассейн с фонтаном. На отделанном плиткой настиле вокруг бассейна стоят бледно-терракотовые горшки с розмарином – розмарином, который считается символом памяти.
Неподвижный теплый воздух напоен смешанным благоуханием трав и жасмина. Эмма вдыхает аромат, после чего очень тихо, памятуя о скромности человека, которого она так любила, говорит «до свидания» своему отцу.
Мимо нее проходят люди: смеющиеся семьи, иногда ссорящиеся семьи и, наконец, пожилая пара, прогуливающаяся рука об руку. Именно так она представляла их с Уиллом старость: с сохранившимся желанием обнимать и касаться друг друга.
В дворике снова становится пусто, остается лишь одинокий садовник, который пропалывает клумбу с цветами. Он работает в тени, и Эмме не видно его лица.
Когда он подходит поближе, в отработанном ритме выдергивая сорняки и взрыхляя почву, Эмма обнаруживает, что он гораздо старше, чем ей показалось вначале: ему явно около пятидесяти. Он поднимает голову и, перехватив ее взгляд, улыбается.
– Не слишком ли жаркий день для работы… – начинает Эмма и, не закончив фразы, хихикает, но, увидев вопрос в его глазах, добавляет: – Прошу прощения. Только я собралась поздравить себя с тем, что говорю по-испански, как тут же поймала себя на том, что завела типично английский разговор о погоде.
– Это интернациональная черта, – выпрямившись, говорит он. – Особенно типичная для садовников.
– А вы давно здесь работаете? – улыбается Эмма.
– Уже почти шесть лет.
– Семья моего отца родом из Севильи, а его дед работал здесь садовником.
– Здесь, во дворце?
– Нет. Я точно не знаю, где именно, но где-то в городе. Я собиралась сюда приехать… я очень много читала о здешних садах. И вот мой отец умер несколько лет назад, но я хотела… – Эмма умолкает, толком не зная, как объяснить, что к чему.
Садовник останавливается у низкой стены рядом с Эммой:
– Совершить паломничество?
– Да, – благодарно кивает Эмма. – Думаю, можно и так сказать.
– Ну и как, помогло?
– Да, помогло.
Секунду-другую садовник стоит, уставившись на свои ноги.
– Мой отец скончался в прошлом году, – наконец говорит он. – Я работаю в саду в его обуви. Вот так я чту память отца. Каждый день.
Эмма с улыбкой смотрит на его допотопные ботинки. Когда она вернется домой, то первым делом откопает старые отцовские секаторы с изношенными от долгого использования ручками.
– Вам нравится этот дворик? – спрашивает садовник.
– Он идеальный, – устремив глаза на жасмин, отвечает Эмма.
– Ах, он вовсе не идеальный, – качает головой садовник и, перехватив удивленный взгляд Эммы, кивает на цветы на плитке настила. – Вы должны посмотреть на эти цветы.
Она опускает глаза на выцветшую плитку вокруг бассейна. В центре всех плиток – цветок лотоса пыльно-розового и зеленого цвета. На каждой плитке свой рисунок, а вместе они образуют более крупный узор.
– А вы знаете, почему тут цветы, но не совсем обычные? – спрашивает садовник и, когда Эмма качает головой, объясняет: – Потому что только Аллах способен создавать все живое. Если приглядеться, то на каждой плитке вы найдете крошечный изъян.
Эмма вспоминает, как ее брат Гай как-то раз сводил ее в художественную галерею и рассказал об исламском искусстве. Каждый художник должен был допустить в своей работе одну ошибку.
– Выходит, только Бог может создавать совершенство?
Кивнув, садовник начинает собирать инструменты.
Эмма не замечает его ухода, так как пристально рассматривает плитку. Она скидывает босоножки, чтобы почувствовать керамическую плитку и кирпичное мощение дворика голыми ногами. Итак, только Бог может рассчитывать на создание совершенства. Все остальные несовершенны, ведь мы всего лишь люди.
Она бросает взгляд через залитый солнцем дворик в сторону кустов белоснежного жасмина и горшков с розмарином, стоящих на настиле из прекрасной, но не идеальной глазурованной плитки.
Эмма не знает, верит ли она в Бога, но хорошо понимает послание, четкое и ясное, которое передает ей этот прекрасный сад: «Мы всего лишь люди».
– Каждый из нас совершает ошибки, – произносит она вслух.
Она вытягивает ноги и, чувствуя, как солнце приятно греет кожу, думает о мужчине, которого любила больше всех на свете. Вспоминает свою первую встречу с Уиллом, а также то, как он выглядел, как от него пахло и как он смеялся.
И она твердо знает, что навсегда запомнит этот момент в испанском дворике, ведь именно здесь она сказала отцу «до свидания» и наконец простила Уилла.
Вечером того же дня Эмма сидит в одиночестве в баре на крыше, разглядывая резные шпили севильского собора и потягивая охлажденный апероль-шприц. Она чувствует, что отмечает окончание чего-то значительного. А возможно, это начало.
Она думает о своем путешествии, которое началось с устройства на работу в садовый центр, и снова прокручивает в голове идею собрать всех помогавших ей людей в своем саду и подать ланч на столе, заставленном цветами. Она посадит Филиппа справа от себя, а Клем – рядом с ним, чтобы они смогли обсудить значение цветов и запахов. По другую руку от Клем будет сидеть Тамас. Они наверняка найдут общий язык. Рядом с Тамасом нужно посадить Бетти, рядом с ней – миссис Пепперпот, которой будет легко в обществе Бетти. Ну а Лес станет хорошей компанией Алистеру, с их общей любовью к истории. Роберто она посадит рядом с собой. И наконец, хотелось бы найти и пригласить ту улыбчивую дружелюбную девушку из библиотеки.
Эмма не очень верит в привидения, но, быть может, в высокой траве, где корни ивы вгрызаются в каменную стену, она поставит второй стол поменьше и четыре стула. Стол Казначея. Там будет место для него и еще троих гостей: Уилла, ее отца и, конечно, Вайолет. А на столе непременно будут стоять цветы – розы, ландыши, жасмин и пионы.
Она поднимает глаза к золотистому небу, где высоко над головой парит стриж. Правда состоит в том, что она никогда точно не узнает, кто ставил в вазы и
