Секреты цветов - Салли Пейдж
Разбирая старые снимки и свидетельства, Эмма на самом деле нашла крайне мало признаков существования семьи дедушки Педро. Дедушка умер, когда Эмма была еще ребенком, и она не может четко проследить его жизненный путь до дня смерти.
Она звонит матери, чтобы узнать, нет ли у нее дома других альбомов, но попадает на голосовую почту.
Глава 76
Эмма
Jardinera[10]
На следующий день Бетти находит Эмму в маленькой библиотеке отеля.
– Присоединяйся, – приглашает Эмма. – Мама собирается навестить меня перед отъездом на юг Франции.
Эмме все-таки удалось дозвониться до матери, и та дала ясно понять, что у нее нет никакой другой информации о семье мужа. Она могла сказать только одно: отец ее мужа происходил из знаменитой семьи виноделов.
Ну вот и все – тупик. Тем не менее Эмма не может отделаться от ощущения, что мать чего-то недоговаривает.
– А ты не хочешь встретиться с ней наедине? – Бетти нарушает ход ее мыслей.
– Не очень. На самом деле определенно нет, – заявляет Эмма, выдвигая для подруги кресло. – Раньше я считала, что непременно должна выложить ей все, что у меня на душе. Завести откровенный разговор, который помог бы если не наладить наши отношения, то хотя бы прояснить кое-какие вещи, в частности касающиеся моего папы.
– Ну а сейчас? – подсказывает Бетти.
– Не будет никакого разговора.
– Ты имеешь в виду разговор, который смог бы поставить точки над и?
– Нет, все гораздо проще. Мы с матерью, собственно, не ведем разговоров. У нас с ней нет ни единой мыслимой точки соприкосновения. Наверняка можно было бы считать, что мы обе любили моего отца, но, положа руку на сердце, я сомневаюсь, что она вообще его любила. – Эмма делает паузу. – Ну а какое впечатление она произвела на тебя, когда вы с ней познакомились?
– Я бы не сказала, что мы познакомились, – уклончиво отвечает Бетти.
Эмма с удивлением смотрит на подругу:
– А вы разве не встретились, когда она приходила в больницу?
– Ой, ну я даже не знаю… Я хочу сказать, встреча была очень короткой…
– Но ты ведь наверняка с ней пообщалась?
– Не уверена, что она реально поняла, кто я такая и какое имею к тебе отношение… Начать с того, что, по-моему, она приняла меня за санитарку. – Эмма в ужасе смотрит на Бетти, но та со смехом добавляет: – Думаю, твоя мама отлично поладила бы с моей сестрой.
Но прежде чем Эмма успевает ответить, дробный стук каблуков возвещает о прибытии матери. Она на секунду застывает в дверях – элегантная дама неопределенного возраста: гладкий пепельный боб, волосок к волоску; овальное лицо с идеальным коралловым ртом; алебастровые лодыжки ног в нюдовых туфлях на высоком каблуке; угольного цвета льняная юбка без единой складки; безупречная шелковая кремовая блузка. Сняв большие солнцезащитные очки, дама осматривает комнату и медлит пару секунду в полной уверенности, что теперь на нее будут обращены все взгляды.
Затем дама направляется к столу, за которым сидят Эмма с Бетти.
Эмма замечает, что лицо матери выглядит как-то по-новому, более подтянутым и сияющим, и у нее возникает вопрос: не является ли Матиас пластическим хирургом?
– Эмма, а вот и ты. – Она хмурится на дочь, хотя ее лицо остается абсолютно неподвижным. – Должна сказать, сейчас ты выглядишь лучше, чем в этой ужасной больнице. Хотя я никогда не смогу понять, почему ты решила приехать в Париж в августе. – Она посылает Эмме воздушный поцелуй и садится, полностью игнорируя Бетти. – Я, собственно, не могу особо засиживаться, так как у меня заказано такси и мне нужно сделать кое-какие покупки.
– А ты надолго уезжаешь? – спрашивает Эмма.
Мать рассеянно бросает на нее косой взгляд:
– Эмма, ну в самом деле, вишнево-розовый к твоим волосам?! Не можешь сделать правильно – делай как про…
– Веселее? – перебивает ее Эмма.
На лице матери появляется озадаченное выражение.
– Нет, я собиралась сказать…
Но Эмма снова ее перебивает:
– Значит, у тебя днем поезд на юг?
– Что? Ну да, – после чего мать, продолжая хмуриться на вишневый сарафан дочери, пускается в длинное описание того, с кем она собирается провести время, куда они, возможно, потом отправятся и кто там будет, если они действительно туда отправятся. Эти имена Эмма слышит впервые, – впрочем, она и не слушает.
Пока мать продолжает говорить, а официант приносит им кофе, Эмма скрещивает лодыжки. новое платье ложится мягкими складками, и она может видеть под столом лишь носки своих новых балеток цвета лайма.
– Скажи, а ты любила Уилла? – внезапно спрашивает Эмма.
Вопрос возникает в голове словно из ниоткуда, и она замечает, как Бетти удивленно поднимает голову.
– Прошу прощения? – Мать явно ошарашена, и Эмма ждет. – Ну конечно любила. Я считала, что он для тебя прекрасная партия. Не каждый мужчина… Тебе повезло получить такого мужа.
Эмма (в своих новых ярких туфлях) переступает через оскорбление:
– Просто ты никогда не говорила о Уилле и не спрашивала о нем.
Мать выглядит смущенной.
– Ну… вряд ли это уместно… Я имею в виду, он ведь умер.
За столом повисает неловкая тишина. Эмма думает о тех вещах, которые хотела сказать все прошлые месяцы: «Ты даже не приехала на его похороны. Конечно, я хотела о нем поговорить. Что ты за мать такая?»
Молчание затягивается. Эмма видит, что Бетти буквально вжимается в кресло.
Эмма делает глубокий вдох и внезапно слышит, как задает уже другой вопрос:
– А как насчет моего папы? Ты любила его?
– Эмма, что на тебя нашло? Сейчас не время и не место.
– И все-таки, ты любила его? – настаивает Эмма.
Мать Эммы смотрит на Бетти и поспешно отворачивается.
– Это касалось только меня и твоего отца. Мы были женаты более тридцати лет.
– Но он был чудесным человеком, а ты, похоже, никогда его не любила. Чего я решительно не могу понять.
Такое ощущение, будто Эмма говорит сама с собой. Она даже немного удивлена, что впервые в жизни произнесла вслух слова, крутившиеся у нее в голове.
– Это наше личное дело, и тебя оно совершенно не касается.
– Что ж, я понимаю, – задумчиво произносит Эмма. – Но, оглядываясь на прошлое, я не могу понять, почему вы двое оставались вместе.
– Ну… так было принято в
