Крольчатник - Ольга Владимировна Фикс
– При чем тут? – Аня вспыхнула. – А если б даже и да, так что тут такого? Я… Я была влюблена, я совсем потеряла голову. Я… Я думала, ты человек, а ты… Ты как они все, ты ничегошеньки не понимаешь! – И Аня опять разразилась слезами. Марине сделалось жутко стыдно.
– Ну что ты, Ань! Прости меня, пожалуйста! Я же просто так сказала! Да, в конце концов, это же совершенно естественно – хотеть за любимого человека замуж! (Правда, саму Марину хоть застрели, она бы за этого Патрика не пошла, но ведь говорят же, что любовь зла!) А он… – осторожно поинтересовалась Марина, – он что, тоже…
– Да! – выпалила Аня. – У него, если хочешь знать, вообще до меня никого не было.
Да, уж в это Марине поверить было легче легкого.
– А миссис Робертс что? Как она вообще-то отнеслась? Напала небось на тебя, как тигрица?
– Марин, ну вот опять ты ничего не понимаешь! Миссис Робертс, она, между прочим, очень хорошая! Она, если хочешь знать, за мной как родная мама ухаживала, она мне, можно сказать, самый близкий человек там была. Она меня и к врачу возила, и клинику оплачивала, она даже Катерине ничего не хотела говорить, чтобы меня из школы не выгнали, сидела там со мной в клинике три часа, пока я от наркоза не очнулась.
До Марины наконец дошло.
– Так ты что, – спросила она, холодея, – ты что, ты там аборт сделала?
Марина, похоже, совсем забыла, как еще полтора месяца назад сама не видела для себя другого выхода! Сейчас Марина была абсолютно убеждена, что аборт – не что иное, как убийство, причем не кого-нибудь, а крошечного, беспомощного младенца вроде Ники или Лизы. На сегодняшний день аборт виделся Марине вещью совершенно немыслимой.
– Конечно, сделала! А что еще оставалось, не рожать же мне было! Мы с миссис Робертс целую ночь перед этим проговорили, и так, и этак крутили – ну нету другого выхода, понимаешь, нету! Неужели ты думаешь, что мне вот так уж хотелось аборт этот делать?
– А что, жениться на тебе твой Патрик не захотел? Такой вариант что, даже и не рассматривался?
– Он, может, и хотел бы, но он… знаешь, он еще такой ребенок, ты себе представить не можешь! Без мамы он никуда, у них там миссис Робертс всем заправляет. Ну а миссис Робертс – ну она сказала, что в принципе это не исключено, но что у них цивилизованная страна, у них так не делается, чтобы такие молодые люди, как мы с Патриком, не завершив своего образования… В любом случае, сказала она, надо подождать лет по крайней мере десять.
– Десять? – У Марины округлились глаза. – Почему десять?
– Патрик же на врача учится, а у них там на врача пятнадцать лет надо учиться. И потом она сказала: «Подумай, дитя, ведь у вас с Патриком совершенно разный бэкграунд, для семейной жизни это же очень важно, и со временем вам станет все труднее и труднее находить общий язык, что лет через пять приведет вас к неминуемому разводу».
– В общем, обрисовала вам перспективу на пятнадцать лет вперед. Кассандра, а не мамаша у твоего Патрика!
– Не говори!
Девочки замолчали.
– Послушай, – осторожно начала Марина, – может, об этом не надо спрашивать, но мне все-таки хотелось бы знать, ну хотя бы чтоб представлять себе… А скажи, ну, ты его еще… Ну этого своего Патрика… Ну это, как сказать… Ты его еще… – Марине просто на язык сейчас не шло так хорошо знакомое, обкатанное в Крольчатнике слово. Но Аня сама догадалась.
– Нет, – ответила она просто, зябко пожимая плечами. – Больше я его не люблю. После того как… Ну, в общем, после операции все сразу, в один момент… Ну просто как рукой. Ты просто не поверишь! Так что теперь я уж и сама толком не знаю, то ли я была в него влюблена, то ли мне и впрямь просто хотелось найти благовидный предлог, чтобы остаться в Штатах. – И Аня неожиданно снова заплакала, тихонько всхлипывая, как ребенок, а Марина обняла ее и стала просто, без слов, поглаживать легонечко по спине, по плечам, молча, потому что слов у нее на сей раз не нашлось никаких.
7
Настала, однако, Маринина очередь рассказывать. После того, как Аня вытерла слезы, Марина позвонила маме и предупредила, что не придет ночевать (похоже, маму это не слишком расстроило), они с Аней молчаливо допили свой остывший кофе и поставили вариться новый. Аня непривычными Марине, какими-то ломаными, резкими движениями взяла со стола чашки и понесла их сполоснуть в раковину. Марина бросилась ей помогать. Казалось, эти чашки для Ани сейчас непомерная тяжесть и она просто не донесет их до раковины, непременно раскокает по дороге.
Налив новый кофе в благополучно вымытые чашки, девочки снова уселись друг против друга на угловой диванчик. Аня поджала ноги под себя и откинулась на жесткую диванную спинку. Губы ее были плотно сжаты, взгляд какой-то горящий и словно бы ищущий, что б такое испепелить. Марина глянула на нее и просто испугалась. Нет, такой Ане, конечно, ничего не стоит рассказывать. Нечего даже пытаться. Она явно ничего не расположена понимать. Эта Аня, скорее, находилась во всеоружии, в полной, так сказать, боевой готовности все вокруг не понимать, ломать и крушить, так что даже казалось странным, что именно она так плакала только что на Маринином плече.
– Ну, – вымолвила наконец Аня, – что ж ты не поделишься со мной своим счастьем, не расскажешь мне о своем будущем муже? Рассказывай же скорее! Как ты с ним познакомилась, кто он, чем занимается? И как это тебя угораздило так быстро подзалететь?
– Ань, а может, не надо? – робко проговорила Марина. – Ты сейчас так расстроена, и вообще… Может, как-нибудь в другой раз?
– Да нет, зачем же в другой? Да я до другого просто не доживу! Ты даже не представляешь себе, как мне интересно! Его как хоть зовут-то?
– Его зовут… – Марина сделала паузу, лихорадочно соображая, какое бы имя назвать. – Сережа его зовут, – произнесла она наконец несколько неуверенно.
– Сергеем, значит? Довольно плебейское имя, между нами говоря.
– Да хоть горшком назови! – Марина, не удержавшись, фыркнула. А интересно, что сказала бы Аня насчет Валерьяна?
– А кто хоть он у тебя? Слесарь-сборщик?
– Да нет, зачем же? Он у меня, знаешь, как твой Патрик, студент-медик.
– Даже так? – Аня явно издевалась, непонятно только, над собой или над Мариной. – И где же
