В свободном падении - Антон Секисов
Я принялся судорожно ощупывать поверхность живота. «Боже мой, да у меня просто гигантская селезёнка» — ужаснулся я. — «А печень, печень величиной с дирижабль! Я не ел со вчерашнего утра и до сих пор не хочу есть. Всё сходится! Я умираю».
Походив по комнате, я вернулся на диван, зашёл в фэйсбук. Так называемые друзья, как и всегда, выкладывали неуклюжие фотографии себя и своих разжиревших домашних животных, наводняли новостную ленту пошлыми псевдофилософскими цитатами. Ненавижу вас, примитивных ублюдков, которым зачем-то суждено ещё лет 60 жрать и срать и умиляться фотографиям чужих котиков. А что будет со мной? Как же быть мне?.. Красным цветом высветилась иконка с одним новым непрочитанным сообщением. Я кликнул на неё.
Неизвестная мне девушка писала: «Здравствуйте, Андрей! Я — корреспондент студенческой газеты „Гипоталамус“, хочу сделать с вами и вашей группой интервью. Хотелось бы получить ваши координаты…»
«Интервью?..» — грустно подумал я. Слава пришла, но уже слишком поздно. Но всё же написал ей свой телефон.
Она позвонила мне через час. В это время я рылся в шкафах в поисках пищи. Я не ел с прошлого утра, и не чувствовал в еде ни малейшей потребности, но всё-таки убеждал себя: «Нет, нет, ты хочешь жрать, ты просто умираешь от голода». В скомканном пакете я обнаружил замусоленные, наверное, ещё дедовы сухари и принялся их поедать с воинственным хрустом. И в это время раздался звонок.
— Добрый день! — голос у девушки был взволнованно-звенящий, почти ликующий. Студентка первого или второго курса, определил для себя я. Тем временем она уже вводила меня в курс дела.
— Раз в месяц в рубрике «История успеха» мы делаем интервью с выпускниками нашего вуза, которые добились…
— Я — не выпускник. Меня отчислили с четвёртого курса.
— Вот оно что… — девушка замолчала. — Но в деканате мне же сказали…
— Выпускники вуза есть среди участников, не переживайте. Но я — фронтмен. Вполне логично, что интервью нужно делать со мной, а не с этими… моими коллегами.
— Ну, хорошо. Мы знаем, что вас пригласили выступать на молодёжный фестиваль в Новых Ржавках. Это большое достижение для группы… вашего типа. Мы, корреспонденты газеты и студенты, следим за вашей стремительно развивающейся карьерой. Лично для меня, как для журналиста, было бы огромной удачей взять у вашей группы интервью.
Я пожевал губами, ещё раз посмотрел на отражение — снова труп, на этот раз в помутневшем зеркале серванта.
— Это прекрасно. Просто здорово. Я счастлив.
— К сожалению, у нас нет необходимых условий для того, чтобы брать интервью в нашем офисе. Вы согласитесь встретиться в кафе, в центре где-нибудь?
— Да, можно и в кафе. Вы платите?
— Нет, мы — скромное издание со скромными бюджетами… — оскорбилась девушка. — Обычно каждый платит сам за себя.
«Что за говённый журнал», — подумал я, несколько разочаровавшись.
— Что ж, у меня нет денег. Так что можете приехать ко мне домой.
— В принципе, это возможно… А где вы живёте?
— Пишите адрес.
Девушка долго уточняла номера автобусов, маршруток и названия остановок, в конце добавив, что уточнит маршрут в интернете.
— Только учтите, — сообщил я, — дома у меня невероятный срач. Будьте готовы.
— Ну, вы же творческий человек, это понятно, — хохотнула она. — Беспорядок в квартире — естественная вещь.
— У меня не беспорядок, а срач. И воняет разложением.
— О господи, — проговорила девушка. — Но почему?
— Я не знаю, может быть, кто-то из моих гостей незаметно для меня помер и теперь валяется под грудой мусора.
— Мне нужно посоветоваться с начальством, — после паузы, сообщила девушка. Быстро попрощавшись, она повесила трубку.
Я немного походил по кухне, доедая жёсткие сухари. «Ох уж эти трепетные первокурсницы», — размышлял я.
По немытой посуде, сваленной в раковину, ползали ухоженные городские мухи. На детской площадке, я заметил, снова упражнялся жирный спортсмен Митя. Я выкурил пару сигарет, наблюдая за ним. Мимо прогуливались молодые мамы, беспечно толкавшие коляски впереди себя. Громко сквернословили дети, игравшие в «лесенку». Я переключил внимание на детей. В сущности, размышлял я, дети не так плохи. В них есть что-то неуловимо прекрасное. Даже в этих грубых неотёсанных рабоче-крестьянских детишках, матерящихся, и не подозревающих о существовании, например, Теофиля Готье. Даже в малолетнем брате Наргиз, в Алрузе, слабоумном, психованном и задыхающемся от избыточного веса слюнтяе, присутствовало нечто трогательное.
Яркое солнце выглянуло между домов и мазнуло мне по лицу своим обжигающим бесцеремонным светом. Я отвернулся спиной к обидевшему меня солнцу, опустил в пыльный пол глаза. Я вдруг чрезвычайно отчётливо увидел бесконечное число идеально очерченных дощатых прямоугольников, залитых вином, засыпанных пеплом и целлофановой шелухой, измазанных маслом, жиром, джемом, всяческим другим неопознанным дерьмом. В голове всё разбухало нечто, определённое мной как воздушный пузырь, он рос, становясь уже больше моей головы, которая была удивительно легка, будто всё её содержимое уже было выдавлено этим пузырём-завоевателем. Хотелось обхватить его руками, обнять за упругие бока и подбросить вверх, чтобы он долетел до потолка и с облегчением лопнул. Идеальные прямоугольники тем временем увеличивались, становились ближе, огромные и бесконечные, они неслись уже мне навстречу. Столкновения было не избежать…
Я лежал на полу, подложив руки под голову. Мне было удобно и спокойно здесь, на полу, в грязи. В кухне всё витал запах гниения, сильный и устойчивый. «Может, это я гнию», — совершенно хладнокровно предположил я.
Я медленно поднялся на колени, в то время как расплывалось, вращалось, расщеплялось вокруг пространство. Прошла, наверное, секунда, с тех пор как я потерял сознание, по крайней мере, я только успел закрыть и открыть глаза. Я облокотился о холодильник, по-прежнему совершенно пустой и противно дребезжащий.
Я подумал, что мне необходимо увидеть сейчас чьё-то живое лицо, поговорить с кем-то, кто утешил бы меня, кто сказал бы мне, как тогда дяде, что всё будет хорошо и что это у меня так, ерунда, лёгкая простуда, быть может, и вовсе мне не обязательно умирать. Было бы здорово, если бы сейчас меня навестили мама с бабушкой. Я послушал бы бабушкины ценные указания, а потом поел бы принесённых ей овощей, в особенности свёклу, она, наверное, очень полезна для организма, раз такая мерзкая на вкус.
Внезапно я осознал, что в спальне уже давно безнадёжно надрывается мой телефон. Я вскочил на ноги и, сшибая все преграды, влетел в комнату.
— Ало, бабушка!? — воскликнул я.
— Дедушка, блин, — сказала Кира. —
