Яркие пятна солнца - Юрий Сергеевич Аракчеев
Я сказал, что, может быть, нам лучше высадиться на земснаряд – там все-таки есть где от дождя и ветра скрыться? – но ярославец, оставшийся с нами, сказал, что не стоит, что мы потихоньку будем передвигаться к фарватеру – Серега с его приятелем обернутся быстро.
Я посмотрел на Нину, и у меня сердце сжалось. Но я даже обнять ее не мог как следует, потому что рядом торчал этот ярославец. Дождь потихоньку барабанил по мутноватой полиэтиленовой пленке, и это бы ладно еще, но на открытом пространстве ветер пронизывал нас насквозь.
Мы потихоньку продвигались к фарватеру – путь, свободный от водорослей, здесь был, просто Серега его потерял. Ярославец отталкивался от дна шестом. Здесь было мелко, около метра, хотя от берега далеко. Так прошло еще около часу. А всего – с тех пор, как мы с Серегой отчалили – два с половиной. Я смотрел на Нину и не узнавал. Она сидела в моей куртке, сгорбившись, от великолепной прически ее ничего не осталось, губы слегка подрагивали, краска с ресниц уже почти совсем смылась, нарядная белая кофточка прилипла к телу, Господи боже мой, ну что же, ну что же делать?
– Хорошо, что хоть это есть, правда? – я показал на сверток, который высунулся из сумки.
– Да, – кивнула она, чуть не плача.
И мне, честно говоря, плакать хотелось.
Наконец сквозь шум ветра послышался стук мотора, и из-за береговых камышей вдалеке вынырнула долгожданная лодка. Мы пересели по-быстрому и теперь действительно помчались, опередив намного ярославцев.
– Теперь быстро! – бодро сказал Серега, и Нина немножечко ожила.
Дождь прекратился, но ветер стал еще сильнее, едва не унес полиэтилен, я посмотрел вверх и увидел, что по направлению к нам движется огромная сизая туча.
– Успеем? – крикнул я Сереге, кивнув на тучу.
– Успеем! – коротко сказал он. – Она стороной пройдет.
Но я-то видел, куда она движется. На этот раз мы действительно быстро домчались до острова, минут за десять, Серега лихо обогнул его и причалил с подветренной стороны. Остров был низкий и плоский, маленький – метров сто в поперечнике, – он действительно порос густым камышом. Там, где мы причалили, была довольно уютная бухточка, даже отдаленное подобие пляжа, в других обстоятельствах можно было бы даже и искупаться. Сейчас, правда, об этом было страшно подумать.
Мы высадились – как приятно было наконец разогнуться! – и быстро расстелили полиэтилен. Туча неудержимо приближалась, стало темнеть, ветер немного утих. Нина деловито резала огурцы, хлеб, помидоры, колбасу, раскладывала все это, я достал кружки, Серега откупоривал бутылку. Несмотря на то, что Нина несколько оживилась, она была просто неузнаваема – ничего общего с той очаровательной девушкой, что была утром, потом в музее. И мне прямо рыдать хотелось, но, ей же богу, не потому, что интимной встречи не получилось. Что-то другое, не понимаю даже что.
Наконец, мы уселись, Серега быстро и умело разлил, я – самый старший в этой компании – пил гораздо более неуверенно и церемонно, туча совсем накрыла нас, но дождя пока не было. Серега разлил остатки.
Мы дружно жевали, хрустели огурцом, а Серега – отличный все-таки парень, помор, он ведь и под дождем и ветром в своей тельняшке не дрогнул! – начал скороговоркой что-то рассказывать. Рассказ его был удивительный – быстрый, бессистемный, какой-то хаос, бесконечные «поэ» и этакие, «эмоционально выразительные слова», то есть попросту матерщина, но чувствовалось, что это рвется душа. Я даже не все понимал – настолько у него было неважно с дикцией, да еще он торопился, – лишь постепенно начало доходить до меня содержание, смысл. И – граждане вы мои! – до чего же это был странный смысл. Он говорил о том, что кто-то «попал», а кто-то недавно «освободился», что раньше компания у них была лучше, а теперь хуже, но все ж таки ничего, что они здорово однажды кому-то «дали», а один эпизод уж и совсем дикий – как избивали они какого-то заводского парня, чем-то задевшего их.
– Там тетка проходила, поэ, а мы его канаем, поэ, а он свалился уже, кровища, а она кричит, вы чего, говорит, делаете, он же умрет, а мы-то знали, поэ, иди, говорим, пока цела, поэ, дали еще ему, он уже так – ы! ы!.. – видим, правда, кончается, оставили, поэ, но ничего, отлежался, конечно, и не донес никуда, тетка, правда, пожаловалась, но его вызвали, а он сказал, ничего не было, просто упал, ушибся, поэ, ничего парень попался, зато к нам уже заводские не приставали никогда, уважали нас, поэ, а вообще раньше компания у нас лучше была, но вот вернется, освободится кое-кто…
А Нина, Нина моя, которая с таким трепетом склонилась тогда над каким-то гербом в музее, слушала теперь Серегу с горящими глазами, прямо в рот ему смотрела и от внимательности, от интереса, в пылу сопереживания щипала его за мускулистые ноги, за плечи. Господи, я был сейчас за миллион километров от них, от нее, и с женской своей чуткостью она, по-моему, это знала. Во всяком случае той Нины, с которой мы встретились сегодня утром, из-за которой я вернулся в Ростов, не было и в помине.
Но полил дождь наконец. Это был настоящий дождь – не из дряблой хмари, а из настоящей тяжелой тучи, – мы быстро собрали все, сели в лодку, Серега мгновенно завел мотор, лодка рванулась, я хотел было накрыться опять полиэтиленом, но Нина решительно отбросила его в сторону, тряхнув своими слипшимися кудряшками, и я на миг растерялся, не зная – накрыться мне все же или не надо, – наконец накрыл лишь фотоаппарат, действительно было уже бесполезно, – и опять засмотрелся на Серегу, залюбовался ям, несмотря ни на что. Так красиво он сидел на корме, управляя своим мощным мотором, тельняшка облепила его бугристые плечи, грудь, дождь струился по его мужественному лицу, он уверенно смотрел вперед, и лодка, подчиняясь ему, просто летела. Не успел я оглядеться, прочувствовать поглубже этот момент, как мы уже пристали к мосткам.
Выскочили – дождь лил, как из ведра, – побежали: Серега домой, а мы с Ниной – к Кремлю. Я, жалея ее, опять старался накрыть нас полиэтиленом, боялся, она простудится, да еще фотоаппарат, пленки, она бежала сосредоточенно, молча – тут меня уже начало все
