Привет, красавица - Энн Наполитано
В начале учебного года Алиса решила, что больше не будет переживать из-за своего роста. Стыдись не стыдись, итог один: разговоров и насмешек над ее долговязостью не избежать. Она не сможет слиться с толпой, над которой возвысилась в буквальном смысле слова. Это означало одиночество, но за неимением альтернативы приходилось смириться с реальностью. По школьному коридору она шагала, выпрямившись во весь рост, и заставляла себя усмехаться в ответ на шутку какого-нибудь тщедушного придурка — мол, скоро придется увеличить высоту потолков. Скорее ради самоутверждения, нежели по иной причине на школьный танцевальный вечер Алиса пришла в туфлях на высоком каблуке.
— Ты очень смелая, — прошептала Кэрри, когда они переступили порог актового зала.
— Вовсе нет, на меня в любой обуви будут пялиться, — сказала Алиса.
Она растерялась, когда капитан баскетбольной команды пригласил ее на танец.
Стеснительный заика, он тем не менее, танцуя, смотрел ей прямо в глаза, что радовало и волновало. Алиса вновь пережила потрясение, когда этот же парень позвал ее на свидание в выходные. От изумления даже прояснилось в голове, в которой чей-то голосок (ее внутренний или матери?) шепнул «нет». Она ведь отделилась от сверстников и будет сохранять дистанцию. Так оно спокойнее.
— Спасибо, нет, — сказала Алиса как можно деликатнее и отошла.
На душе стало невероятно легко. Высокий парень предложил то, о чем ей даже не мечталось, и она честно ответила отказом. Надо быть независимой, как мама. О произошедшем Алиса не сказала никому, даже Кэрри, но к концу вечера вся школа почему-то знала, что она отвергла популярного старшеклассника.
Удивительно, однако с тех пор головы других девчонок поворачивались к ней, точно подсолнухи к солнцу. Многие из них были болезненно застенчивы или своего рода изгоями. Они поглядывали на нее из-под челок или из-за учебников. Старались вместе с ней войти в раздевалку, оказаться рядом в коридоре. Они считали ее храброй и сами становились смелее. В ее обществе им удавалось поверить в себя. «Вы заблуждаетесь, я вовсе не храбрая», — хотела сказать Алиса этим девочкам, которых постоянно ранили, обзывая «толстухами», «тупицами» и «уродинами». Но она боялась их расстроить и оттого молча терпела рядом с собой.
— Что за дела? — удивленно спрашивала Кэрри. В средних классах она решительно пресекала насмешки над ростом подруги и сейчас была настроена на продолжение своей миссии. Алиса пожимала плечами. Она знала, что больше себя не стыдится и тем самым подает пример одноклассницам, но не умела выразить это в словах. К счастью, на свидания ее больше не приглашали.
Теперь много времени Алиса проводила вне дома, и, видимо, поэтому ее уже не озадачивали молчание матери об ее прошлой жизни или отсутствие старых фотографий на стенах, а малочисленность их семьи уже не казалась опасной в чрезвычайной ситуации. Они с Джулией по-прежнему вместе готовили ужины, по пятницам, облачившись во что-нибудь пушистое, смотрели фильмы, если Алиса не оставалась ночевать у Кэрри, и смешили друг друга, дурашливыми голосами наперегонки отвечая на вопросы викторины. Однако Алиса испытывала своего рода удовольствие от того, что ее нелепый рост и соломенного цвета волосы служат этаким воплощением прошлого, о котором мать не желала говорить. Алиса так и не знала ничего об ее чикагской жизни, даже в общих чертах, не говоря о деталях, но уже не чувствовала потребности раздобыть эту информацию. Она углублялась в себя и стала вполне взрослой, чтобы понимать: в случае чего ей достанет сил на собственное спасение.
К окончанию школы Алиса уже прикинула, как ей распорядиться своей жизнью. Проходя по школьным коридорам, она почти не чувствовала себя диковинным животным в вольере зоопарка. По выходным она чаще ночевала у Кэрри, и две подруги допоздна цитировали героев любимых фильмов, подпевали пластинкам и болтали обо всем, что придет в голову. Раз в год Алиса ездила во Флориду, но уже одна, потому что отношения матери и бабушки разладились. Теперь она окончательно убедилась, что Джулия отсекла от себя сестер и родной город, почти обрубив связь с собственной матерью, и потому старалась не переходить обозначенные ею границы. Алиса любила мать и даже мысли не допускала о крахе своей семьи, невзирая на имевшийся пример. Однако, входя в комнату или распрямляясь во весь рост, не могла не заметить, как меняется лицо Джулии. Казалось, в такие моменты на щелку приоткрывается дверь в ее прошлую жизнь, и Алиса, хоть доступ туда ей был закрыт, радовалась, что именно она подергала ручку.
Джулия сама повезла дочь в Бостон к началу занятий в университете и сперва неумолчно болтала. Алиса думала, что ей известны все настроения матери, однако нынче Джулия выдавала словесные залпы, выглядевшие то фейерверком, то сигнальной лампочкой, извещающей о неисправности двигателя.
— Пусть твои студенческие годы станут счастливыми, — сказала она.
— Непременно. — У Алисы взмокали ладони, когда она волновалась, вот и сейчас девушка отерла их о шорты.
— В школе ты не очень-то веселилась, и я желаю тебе побольше радости. — Джулия кинула взгляд на дочь, подчеркивая, что говорит всерьез.
— Почему, я радовалась, — искренно сказала Алиса.
Было радостно допоздна слушать музыку у Кэрри и вместе с матерью смотреть кино. В одиннадцатом классе она стала пить кофе, и приятное чувство, возникавшее, когда утром обхватишь ладонями горячую кружку, тоже входило в категорию «радость». Одним из беспокойств касательно колледжа было то, что кофе в студенческой столовой окажется не таким вкусным, как дома. Вообще-то беспокойств набиралось изрядно. Тревожила мысль об общежитии, набитом сверстниками, шумными и неопрятными, от которых никуда не скрыться. К счастью, Кэрри поступила в частный Эмерсон-колледж, тоже расположенный в Бостоне, и сознание, что лучшая подруга будет рядом, приносило громадное облегчение.
— Черт бы побрал этих водил! — бурчала Джулия. Они ехали по 95-й автостраде, гигантской магистрали, огибавшей Восточное побережье. Мотоциклы, огромные шестнадцатиколесные фуры и легковушки маневрировали, виртуозно вписываясь в крошечные просветы. — Ходи на свидания и вечеринки, гуляй ночь напролет и все такое.
— Ты так вела себя в колледже? — спросила Алиса.
Джулия помолчала.
— У меня была другая ситуация. По финансовым соображениям я жила дома и мало участвовала в студенческой жизни. Но ты, девочка, можешь делать все, что захочешь. Даже покурить травку. И — как это сейчас называется? — перепихнуться.
— Господи, мама!
С тех пор как Алиса переросла миссис Лейвен, та отменила обращение к ней «моя крошка» и стала называть ее «мудрая душа моя». Алиса этим слегка гордилась, ибо новое прозвище свидетельствовало об ее зрелости, по причине которой ее не интересовали свидания с мальчиками. Ей, с ее мудрой душой, было хорошо одной. Мысль о
