Голуби над куполами - Татьяна Владимировна Окоменюк
– Ну-ну, – усмехнулся Лялин, – гляди, чтоб за подобные эксперименты Айболит не сделал из тебя чучело. Если что, я вписываться не стану.
– Тогда пусть бульбаш дегустирует, ему все равно жить надоело, – заявил Пашка на полном серьезе, раскурочивая оранжевую пластиковую коробочку с надписью «Аптечка индивидуальная».
Внутри коробки, в специальных ячейках, лежали пеналы с лекарствами.
– Тааак, что здесь? – развернул Тетух инструкцию. – Радиозащитные «Цистамин» и «Калия йодид», противорвотное «Этаперазин», противобактериальные «Сульфадиметоксин» и «Хлортетрациклин». Гыыы, а шприц-тюбики с тареном и афином, ясен болт, отсутствуют, – ткнул он пальцем на два пустых гнезда в верхнем левом углу коробочки. Ох, они и вставляют, мама дорогая… Приход у них жестче, чем от спайса и длится до суток. Один мой кореш в юности принял на грудь всего три табла и на неделю в дурку попал. Сначала он сидел на холодильнике и ржал, как лошадь. Форточка ему, оказывается, анекдоты прикольные травила. Потом куда-то дернул. Нашли пацана в соседнем городе. Ходил босиком по железнодорожным путям, с воронами разговаривал.
– У моего бати тоже такая коробочка была. Кто-то ею с ним за ремонт рассчитался, – вспомнил Юрий. – Отец сделал из нее папиросницу, так как туда идеально умещалась пачка «Примы». А до этого батя попробовал эти чудо-таблетки. Не знаю, сколько штук слопал родитель, но гастроль он давал знатную: доставал из помойного ведра картофельные очистки и складывал их себе за пазуху, убеждая нас с матерью, что это – деньги.
Матушка распсиховалась, вытолкала его на лестничную площадку и закрыла дверь. Потом очень об этом жалела, так как отец, потерял равновесие и упал в лестничный пролет. Сломал руки, ногу, ребра и основание черепа. Я уже позже узнал, что при употреблении наркотических анальгетиков человек не в состоянии правильно оценить расстояние до окружающих его предметов. Они ему кажутся более близкими, чем на самом деле. Сосед, который как раз поднимался наверх, рассказывал, что, теряя равновесие, отец пытался ухватиться за перила, но не смог до них дотянуться.
С тех пор прошла четверть века, а я до сих пор помню каждую минуту совместной жизни с человеком, не контролирующим свое поведение. Когда вез его на «скоряке» в больницу, дал себе слово, что к наркотикам не прикоснусь никогда и спиртным злоупотреблять не стану. Слово свое я сдержал, даже курить не пробовал.
Пашка изобразил аплодисменты.
– Горжусь тем, что живу с тобой в одну эпоху. Если выберемся отсюда, куплю тебе медаль!
– Да ну тебя! – притворно обиделся Лялин. – Понеслись дальше, а то мужики нас уже в розыск объявили. Мы ведь сорвались сюда, никого не предупредив.
– Ага, ищут они… Набили жало лепешками и давят массу. Сиеста у них.
У Юрия громко заурчало в животе.
– Я бы тоже перехватил чего-нибудь, – сглотнул он слюну. – Вот, кстати, и пищеблок.
Довольно просторное помещение делилось на две равные части: кухню и столовую. В кухне находились: огромная плита, электронагреватель, подтоварник для грязной посуды, две моечные ванны, ряд вместительных шкафов, холодильник, стеллажи с кухонной утварью и посудой. Все грязное, покрытое пылью, жиром и плесенью.
В столовой наличествовали лишь стулья и столы с инвентарными номерами. Зато вся левая стена комнаты, от пола до потолка, была уставлена огромными ящиками.
– Гадом буду, если это не харчи! – пустил слюни Тетух.
Первый же ящик, к которому подскочили мужчины, потряс их воображение своей наклейкой: «Сухари армейские ржано-пшеничные. 100 кг».
– Ско-ка? – прошептал Лялин, не веря своим глазам.
– По центнеру в каждом, – подтвердил Пашка. – С таким количеством хавчика можно пережить даже ядерную зиму.
Голодные узники бросились стаскивать ящики вниз. Потом Пашка побежал за инструментами, брошенными Юрием у входа в бомбарь № 2.
Вскоре столовая стала походить на караван-сарай. По всему помещению валялись столярные инструменты, крышки от ящиков, коробки с продуктами, разорванная упаковка. Подмостив под ягодицы по валенку, мужчины сидели на полу и с упоением хрустели ржано-пшеничными армейскими сухарями.
– Это мы хорошо зашли, – потянулся Паштет к каменному брикету вишневого киселя. – Ништяков тут несчитово!
– Да, – согласился Лялин, высыпая в рот пакетик яичного порошка. – Прям тебе, скатерть-самобранка.
Тетух мечтательно закатил глаза.
– Меняю скатерть-самобранку на аналогичную простынь.
– Расслабься, приятель, у тебя есть резиновая Зина.
– Точняк! – загоготал Пашка, лупя молотком по двухсотграммовому брикету «Супа рисового с мясом и томатом». – Наши домашние звери здесь бы здорово порезвились. Кстати, ты Злыдня нигде не видел? Дня три уже нос не кажет.
– Так батюшка епитимью на него наложил после того, как тот с голодухи погрыз его «Молитвослов».
– Очкует, стало быть, – резюмировал мужчина. – «Молитвослов» – это тебе не комикс. Наш клирик за него и анафеме мог предать.
Настроение у приятелей было просто эйфорическое. Теперь у них в достаточном количестве были: сахар-рафинад, соль, сода, сухое молоко, яичный порошок, спички, «Детское питание», чай, подсолнечное масло, каменные брикеты фруктового киселя, гречневой и овсяной каши, картофельного супа с мясом, горохового супа-пюре, рисового пудинга, пшеничного крупеника, яблочного мусса и разной другой продукции комбината пищевых концентратов Министерства пищевой промышленности СССР.
– В последний раз такое я видел в детстве, в старой бабушкиной книге «Кулинария», – заметил Юрий, высыпая в ладонь из коробки порошок «Детское питание».
– Ну, а че? – оскалился Тетух, откусывая от брикета внушительный шмат вишневого киселя. – Нормальные советские продукты, без ГМО. Все качественное, натуральное. Не то, что сейчас – сплошная химия. Все можно хранить тыщу лет, потому как на эту дрянь с привкусом пластика даже микробы не зарятся. А тут погляди: кроме продукта и консерванта, ничего нет. Химический состав: белки, жиры, углеводы, минеральные соли. Ни тебе красителей, ни усилителей вкуса, ни эмульгаторов… Блин, хочу назад, в СССР.
– Все хотят… И бульбаш, и Джамшед Алибабаевич. Даже служитель культа, как это ни странно. Ну, и мы с тобой. Только Мажорка отмалчивается. Оно и понятно: молодой, не знает толком, что такое великая сильная страна. Не было у него такого счастливого детства, как у нас. Серега еще в пеленки мочился, когда буржуины Союз валили. Все продали, сволочи, все разбазарили. Мой сосед, полковник запаса, рассказывал мне, что в бытность его службы в Приамурье был у них армейский командный пункт. С развалом СССР о нем забыли, ибо те, кто его «консервировал», уволились, спились, разлетелись по странам СНГ. Землю же, на которой он стоял, отдали под дачные участки. И вот спустя годы о стратегическом объекте вдруг вспомнили. Можешь представить себе обалдение хозяина дачи, когда к нему на участок нагрянула «зондеркоманда» с лопатами и стала вскапывать его огород. На глубине двух метров бойцы нашли металлический люк. Вскрыли его, забрались
