Голуби над куполами - Татьяна Владимировна Окоменюк
– Вот и проверим. У нас есть галеты, какао, сгущенное молоко и две коробки меда, – заметил Тетух, долбя отверткой дырку в крышке банки с жутко засахаренным пчелиным продуктом. – А мед, Юрок, это что? Это – зачетный ништяк, ибо является идеальным лечебным средством, недосягаемой средой для бактерий и единственным продуктом в мире, имеющим вечный срок годности… В отличие от остальных харчей, произведенных в тысяча девятьсот лохматом году.
– В любом случае, Паш, мы с тобой сегодня – молотки. И по этому поводу сейчас должно раздаться троекратное «ура!».
– Ура! Ура! Урааа! – разнеслось по пищеблоку, и мужчины бросились к водопроводному крану. Желудки, нафаршированные пищевыми концентратами, срочно требовали жидкости.
Новость о существовании параллельного бомбаря, принесенная в рабочку Пашкой и Юрием, ошарашила остальных узников. Особенно их впечатлил рассказ о пищеблоке. Не сговариваясь, мужчины ринулись на левое крыло – хотели убедиться, что их не разыгрывают. Первым мчался Мажор, за ним – Айболит с Обамой подмышкой, следом – несколько дней не встававший с постели Бурак. Замыкал забег отец Георгий, которому явно мешали длинные полы его усыпанного мукой подрясника.
Глядя на белоруса, Паштет толкнул опера в бок.
– Где больной, а где перпетуум-мобиле. Говорю же: старый опытный камикадзе.
– Злой ты, Паша. Легко стебать других, когда сам уже пузо набил.
В глазах Тетуха промелькнула обида. Не желал он пересматривать свою теорию об «овцах и пастухах».
– Ускоримся, Юрец, а то мужики получат с голодухи заворот кишок.
Мужчины, и в самом деле, обнаружили сожителей в столовой. Те, как шкодливые коты, пихали в рот все, что видели.
– И этот человек будет запрещать мне ковыряться в носу, – произнес Алтунин, высокомерно поглядывая на Бурака, пихающего в рот одновременно брикет мясного супа, яичный порошок и две галеты.
– Стопэ! – заорал Лялин дурным голосом. – Что за япона мать!
«Мародеры» застыли на месте. Айболит был единственным, кто додумался развести свою находку водой и по очереди с Обамой вылизывал из тарелки детское питание.
– Если человек искренне молит и не получает просимое, значит Господь готовит ему большее и лучшее, чем он просит, – изрек Русич, улыбаясь во весь, наполовину беззубый, рот. В отличие от коллег, он не шнырил по ящикам, а, стоя на коленях, воздавал господу благодарственную молитву.
– Так, мужики, – резюмировал Юрий. – Прекращаем набег. Берем с собой суп, яичный порошок, бутылку подсолнечного масла, сухое молоко, сухари, пакет сахара и пачку соли. Дома батюшка сварит нам первое и сделает омлет. Попьем чайку с сахаром и сухариками. И все. На сегодня. После чаепития на общем собрании решим, где и как будем жить дальше.
– Сами-то все перепробовали, – шмыгнул носом Иван, указывая на раскуроченные «пастухами» ящики.
– Что позволено Юпитеру, то не позволено быку! – презрительно фыркнул Паштет. – Самоубийцам вообще слова не давали.
Пока Русич варил суп, Джураев готовил медовую водичку для совершенно осипшего Бурака и раствор угольных таблеток для маявшегося животом Обамы. Остальные переносили с рабочки на кухню мешки с мукой.
Несмотря на древность продуктов, суп и омлет оказались вполне удобоваримы, а чай с сахаром – просто божественным. Насытившись, все стали хвалить батюшку за кулинарное мастерство.
– Да ладно вам, – скромничал последний. – Какая там амброзия… Обычное варево. Вот бабуля моя – это даааа.
Когда она готовила, я всегда рядом крутился. Чуть позже стал ей ассистировать. Особенно любил с тестом возиться. Запущу в него руки по локти и давай играть «липучкой». Уже к седьмому классу мои пироги от бабушкиных почти не отличались. А какие я делал хрусты с сахарной пудрой и кексы с изюмом! Надо было мне в кулинарный техникум идти, а не в МГУ поступать.
Во время чаепития кавказские пленники устроили, по определению Паштета, «толковище». Подавляющим большинством голосов было решено перебираться на левое крыло. Причем, немедленно. Никакие увещевания Лялина о более благоприятном температурном режиме правого крыла эффекта не возымели. Всем хотелось начать «новую жизнь». Никто не желал бередить душу старой, о которой напоминали верхняя галерея, лежак Владика в «морском» зале, и дырка в стене на рабочке.
Начали с генеральной уборки бомбаря № 2. Из спальни вынесли все лишние кровати, вытерли там пыль, убрали паутину, тщательно подмели бетонный пол, застелили постели. Батюшка с белорусом отчистили содой мойку, плиту, посуду, кухонную утварь и приступили к холодильнику, который, как ни странно, оказался действующим. Гудел, правда, как разворошенный улей, но работал исправно.
Пашка с Лялиным перенесли в новый сортир все «удобства». Из учебного класса сделали «игровую комнату», поместив туда мишень для дартса, низкий широкий стол и шесть сделанных из шин, кресел. Самодельные стеллажи им не понадобились – в достаточном количестве имелись фабричные. На картину, изображающую руины городских кварталов, мужчины не позарились. А вот бюстик Ильича прихватили, взгромоздив его на принесенную из лекционного зала трибуну. Должен же глаз хоть на чем-то отдыхать.
«Доисторические» парты пришлось вынести в гермотамбур, так же, как и лишние столы из столовой. Из кумачовой растяжки, предостерегающей от беспечности и благодушия в вопросах гражданской обороны, нарвали тряпок и вымыли ими все горизонтальные поверхности. Разложили на стеллажах карты, шахматы, домино и старый телефонный аппарат, найденный Мажором в помещении «Узла связи». Мелочь, а создает иллюзию свободы. Возможности в любой момент снять трубку и заказать капризным голосом такси, пиццу или девочку нетяжелого поведения.
В последующие дни отец Георгий проводил учет посланной Господом «манны небесной». На оборотной стороне листовок составлял меню на неделю, учитывая количество имеющихся продуктов. Сухарей, например, им должно было хватить надолго, а вот сгущенное молоко и мед следовало экономить.
Джамшед практически не выходил из медпункта. После генеральной уборки помещения он занялся ревизией лекарств. Все инструкции и надписи на коробочках были на русском. При помощи батюшки ему удалось-таки разобраться в своем хозяйстве и заполнить полки медикаментами по одному ему понятной схеме.
Мажору с Бураком были поручены уборка и подробная инвентаризация технических складов, и они с воодушевлением отдались новому занятию. В потухших глазах обоих появились искорки интереса к жизни.
Паштет с опером мастерили зимние одеяла. Первый ножом превращал валенки в стружку, второй заполнял ею сшитые вместе фланелевые одеяла. Затем отверстие
