Тишина. Выбор - Юрий Васильевич Бондарев
— Стой, сволочь! Опусти руку! — крикнул Константин и, в это же мгновение вспомнив о пистолете, торопясь, рвущим движением выхватил «вальтер» из внутреннего кармана, шагнул к низенькому. — Назад! Назад, сволочь! Наза-ад!..
— Оружие? — сипло выдавил низенький, отступая. — О-оружие?..
— А ну, спиной ко мне — и марш! Бегом! — со злобой скомандовал Константин и махнул пистолетом. — Бегом, к Манежу! Бы-ыстро!
Заплетающейся рысцой низенький и двое в расстегнутых пальто побежали к Манежу, но, отбежав метров сто, они остановились. Чернели силуэты на снегу. Потом долгий милицейский свисток просверлил ночь; от гостиницы «Националь» приближалась к ним темная фигура постового.
— Быстрей, ребята! Смывайся отсюда! — подал команду Константин возившимся на мостовой парням.
Тот, первый, подымая лицо в крови, зажимая тонкой рукой нос, пытался встать; другой, в куртке, помогал ему, тянул за плечи, беспрерывно повторял сквозь стоны:
— Гоша, Гоша, бежим, бежим… Ты слышишь, быстрей, миленький!..
— Быстрей, быстрей, ребята! — лихорадочно выкрикивал Константин, с особой остротой сознавая, что все это безумие, что он не хотел этого, но ничего уже нельзя изменить, — Ну, что? Что? Вон туда — бегом! На улицу Горького, во двор! Бегом!..
Вталкивая пистолет в карман, он ринулся к угловой станции закрытого метро, возникшее странно пустыми огромными стеклами, резко завернул за угол и мимо безлюдного подъезда гостиницы побежал по тротуару к «Стереокино». Не слышал позади ни милицейского свистка, ни шума погони, ни окриков — все забивало, заглушало собственное дыхание и мысль, колотившая в мозгу: «Зачем это? Как же это? Только бы никого не было возле машины!.. Где Михеев?..»
И тут на краю тротуара, потирая потную грудь, увидел: «Победа» Михеева, задымив выхлопными газами, стремительно разворачивалась по кольцу площади, мимо темной гостиницы «Метрополь», где по-прежнему в высоте этажей светило одно окно («иностранец коньяки-виски пил»), а его, Константина, машина, вся в блестках инея, по-прежнему стояла напротив кинотеатра.
Он раскрыл дверцу, упал на сиденье, руки и ноги сделали то, что делали тысячу раз. Он боялся только одного — чтобы не отказал на стуже мотор.
Мотор завелся… Опустив стекло, глядя назад в проем улицы, откуда можно было ждать опасность, он повел машину по эллипсу площади, сразу же набирая скорость.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Он остановил машину в одном из тихих замоскворецких переулков; сеялся снежок. Свет фонарей сузился, сжался, начал падать конусами, стиснутый мелькающей мглой; справа, за железной оградой, чернея, проступала сквозь снег старая каменная церковка, свежая белизна снега не покрывала ее низких куполов.
Машина перегрелась, мотор бился, сотрясая железный корпус.
Левое стекло он не подымал, пока сумасшедше гнал «Победу», петляя по улицам, — внутри машина выстудилась, и Константин весь продрог на ветру, одеревенела левая щека.
«Где был Михеев?.. Видел он или не видел? — спрашивал себя Константин, восстанавливая в памяти, как Михеев растерянно топтался на снегу в тот момент, когда низенький подбегал к пареньку, поваленному на мостовую. — Где сейчас Михеев?..»
И он вспомнил, что уже на Петровке обогнал его, трижды посветив ему фарами, и потом, выглядывая в окно, видел неотступно мчавшуюся следом машину Михеева, желтые качающиеся подфарники. Только перед Климентовским, вплотную притормозив перед светофором, ненужно мигающим в ночную безлюдность улиц, он с нетерпением подождал, когда подойдет «Победа» Михеева; тот притер завизжавшую тормозами машину, опустил стекло, высунув белое испуганное лицо и ничего не спросил, лишь рот его покривился.
— В Вишняковский, к церковке! — глухо бросил Константин. — Там поговорим.
«Видел ли Михеев, когда я?.. — думал Константин, ощупывая негнущимися пальцами ствол пистолета в кармане. — Что я должен делать? Могут проверить все ночные такси?..»
Он нерешительно вылез из машины, без щелчка закрыл дверцу. В переулке на двухэтажные деревянные дома, на навесы парадных мягко сыпался снежок, белил, ровнял мостовую, укладывался на железную ограду, на каменные столбы, на углами торчащее железо развороченных куполов и косо летел в темные проемы разбитых церковных окон.
«Да, в церкви, в церкви спрятать!..» — подумал он и еще неосознанно сделал шаг к закрытым церковным воротам, толкнул их, заскрежетало железо.
Он толкнул сильнее — ворота не поддавались. Тогда он подышал на пальцы, обожженные железом, и, спрятав руки в карманы, стал оглядывать ограду, постепенно приходя в себя: «Спокойно, милый, спокойно…»
Завывающий рокот мотора возник, приближаясь, в переулке, свет фар побежал по сугробам, зеленым глазом светил сквозь снег огонек такси.
«Михеев?..» И он тотчас увидел, как впритык к его машине подкатила «Победа» Михеева, — распахнулась дверца, и Михеев, без шапки, почти вывалился на мостовую, подбежал к нему на подгибающихся ногах.
— Корабельников!.. Корабельников!.. Ты-и!..
— А шапка, Илюша, где? — как можно спокойнее спросил Константин. — В машине?
— Ты… ты что наделал? — набухшим голосом крикнул Михеев и схватил Константина за плечи, потряс с яростной силой. — Ты… Ты погубить меня захотел?.. Ты зачем пистолетом?.. Откуда у тебя? Ты кто такой? Погубить захотел?
Он все неистово тряс Константина за плечи, табачное дыхание его смешивалось с кислым запахом полушубка; выпукло-черные глаза дико впивались в зрачки Константина.
— Успокойся, Илюша. — Константин отцепил его руки от своих плеч, попросил: — Ну не кричи. Пойдем сядем в машину, подумаем… — И, подойдя к машине, раскрыл дверцу. — Лезь. Я с другой стороны.
— Что ты наделал, что ты натворил, а? — бормотал Михеев, вытирая кулаком лицо. — Господи, надо было ведь мне поехать с тобой! С кем связался!.. Го-осподи!..
— Успокойся, Илюша, приди в себя, — заговорил Кон-, стантин медленно. — Как думаешь, кто были те… которые парнишек?.. Не знаешь?
— Почем я знаю! — крикнул Михеев, кашляя в возбуждении. — Люди были — и все!.. Тот, задний, подбежал ко мне как бешеный, а сам вроде выпимши… Ну я и говорю…
— Что ты говоришь? — быстро спросил Константин.
— Ну и говорю: водители, мол, такси…
— Так, — произнес Константин. — Ну?
— Что — «ну»? Что ты нукаешь? Что ты еще нукаешь, когда делов натворил — корытом не расхлебаешь!.. Что ты наделал? Не понимаешь, что ль? Малая девчонка какая!
Помолчав, Константин спросил:
— Ну а за что они парнишек… как по-твоему, Илюша?
— Мое какое дело! Я что, прокурор? — озлобленно выкрикнул Михеев и дернулся к Константину. — Ты зачем пистолетом баловал? Ты зачем?.. Не знаешь, что за эти игрушки в каталажку? Защитник какой! Какое твое собачье дело? И чего ты лез? И зачем ты, стерва такая, пистолет вытащил? Откуда у
