Смелая женщина до сорока лет - Денис Викторович Драгунский
Но вот – самое главное.
Любимая фраза нашей интеллигенции «Советский, антисоветский – какая разница?» – на самом деле означает совершенно не то! К этой фразе прицепляют дешевую и циничную мысль, вроде – «хуже фашистов только антифашисты», «вор и полицейский (дурак и умный, скупой и щедрый и т. п.) ничем друг от друга не отличаются».
Что же означает эта фраза?
Допустим, Найман на самом деле не любит Друскина. Имеет право, как любой человек может испытывать симпатию и антипатию к кому угодно: к здоровяку и инвалиду, к конформисту или диссиденту.
Друскин не нравится Найману. Найман говорит, объясняя свое нежелание общаться с ним: «Какой-то он советский» (возможно, вспоминая его ранние стихи). Нет, возражает Довлатов, он очень даже антисоветский. Найман говорит: какая разница? То есть: какое это имеет значение?
Какая мне разница, какое для меня имеет значение, кто этот человек по убеждениям и делам, если он лично мне не нравится? Если я не хочу с ним общаться?
Вот в чем смысл фразы.
А не в том, что нет разницы между «советским» и «антисоветским».
Можно смоделировать массу подобных ситуаций.
«Пойдем к писателю НН. – Да ну его, он весь какой-то унылый реалист! – Что ты, он крутой авангардист. – Ну, авангардист. Какая разница?»
«Пойдем к моей подруге ММ. – Не хочу, она какая-то шлюха! – Ты что, она почтенная мать семейства! – Ну, мать семейства. Какая разница».
Мне нет разницы, мне неважно, кто он/она. Вот в чем смысл фразы, повторяю.
А вовсе не в том, что нет разницы между унылым реалистом и крутым авангардистом, между шлюхой и почтенной матерью семейства. А также между советским и антисоветским.
Ужин
чисто деловое партнерство
Тимошин ждал Авдеева у ресторана «Прага».
Авдеев специально пришел за пять минут, но Тимошин уже прохаживался по тротуару перед входом. Было первое ноября, но уже холодно и легкий снежок. Тимошин, как всегда, был без шапки. Его гладко причесанная, как будто набриолиненная черная голова то сверкала под фонарем, то переливалась радугой от неоновой вывески ресторана. Авдеев подумал, что это надо запомнить, а лучше записать. Что-то вроде знаменитого чеховского горлышка бутылки в лунном свете. Пригодится.
Хотя Авдеев был не писатель, а переводчик. Его книга – сборник новелл и повестей современных австрийских писателей – готовилась к печати в издательстве «Спутник». Вроде всё было в порядке, все прочитали, включая главного, вот-вот должны были отдать на верстку и уж тогда заключить договор с авансом, но неделю назад Тимошин – он был завотделом зарубежной прозы – позвонил и сказал:
– Хочешь анекдот?
У Тимошина была такая манера предварять новости. Они с Авдеевым вместе учились на филфаке, поэтому были на ты.
– Трави! – весело ответил Авдеев.
Но почувствовал, что тут какая-то гадость. Так и есть.
– Твой Штубенброт опрохвостился.
– Что-что?
– В июле получил премию имени Цвейга, а деньги отдал каким-то троцкистам, – объяснил Тимошин.
– А мы никому не скажем! – Авдеев решил отшутиться. – Это будет наш большой-большой секрет. Как у Винни-Пуха с Пятачком, окей?
– Здрасьте пожалуйста! – возмутился Тимошин. – Во всех газетах было. В «Литературке», в «За рубежом» и еще в «Новом времени». Троцкист, сука. Как его публиковать?
– Да какой он троцкист? – ответно возмутился Авдеев. – Сопляк!
– Ему за пятьдесят.
– Значит, старый мудак… Но если так надо… Давай выкинем его рассказы. Их там едва страничек тридцать. А если для объема, могу быстренько доперевести что-нибудь… Да хоть Эльфриду Елинек. Она ведь прогрессивная?
– Прогрессивная, прогрессивная. Член компартии. Я подумаю. Можно, конечно. Можно доперевести, можно чуть подрезать объем. Куча разных возможностей. Но надо спокойно обсудить. Не по телефону.
Интересно.
Сам же позвонил и сам же говорит, что разговор не телефонный.
* * *
Авдеев всё рассказал своей жене Ларисе.
– А ты не понял? – сказала она. – На ресторан намекает. Точно говорю. И он где-то даже прав. Чисто субъективно. Гляди: ты получишь гонорар три тыщи, а он чтобы на тебя пахал за двести в месяц? Ты, Димочка, – и она чмокнула его в нос, – хочешь на дармачка проехать?
– Хрен ли на дармачка! Если мой гонорар на год разделить, еще меньше будет. Да и не каждый ведь год у меня книга!
– Тут не арифметика, а психология. Так что давай. Веди его в кабак. Только не жадничай. Деньги у нас есть, ничего.
Денег, кстати, было совсем чуть-чуть. На книжке неприкосновенные пятьсот. До зарплаты осталось сорок пять, зарплата десятого, сегодня первое. Ничего! Правда, впереди праздники, но – дело прежде всего.
– Возьми все! – сказала Лариса. Долго рылась в своих шкатулочках, выдала еще червонец и пятерку. – Больше нет.
– Шестьдесят – слишком!
– Лучше слишком, чем вдруг не хватит.
Назавтра Авдеев съездил в издательство и пригласил Тимошина поужинать. Этак unerwartet, экспромтом, вот прямо сегодня, а ресторан сам выбирай.
– Спасибо! – сказал Тимошин, ни капельки не удивившись, и выбрал «Прагу», потому что было рядом. Да и место приличное.
Договорились на семь часов.
* * *
– А Лариса где? – спросил Тимошин вместо «здрасьте».
Ах да, они же здоровались утром.
– Жутко занята сегодня вечером. Материал сдавать и дежурить по номеру.
Лариса работала в газете «Труд», Тимошин это знал, они виделись в общих компаниях. Авдееву казалось, что она нравится Тимошину: целовал в щечку, расспрашивал о работе.
– Жаль! – Тимошин чуть вздел руки. – А то перенесем?
– Да перестань! Уже пришли.
Потому что на самом деле Лариса нарочно не пошла – боялась, что у него денег не хватит расплатиться в ресторане.
– Верно. Раз уж пришли. Такое дело, слушай. Я случайно сказал Сашке Тарпанову, что ты меня в «Прагу» позвал, и он напросился. Ничего? Он же тоже в нашем отделе. Тоже ведь, – подмигнул Тимошин, – заинтересованное лицо! Лады?
– Лады, лады!
– Тут еще один анекдот, – Тимошин говорил развязно, хотя, наверное, ему было чуть-чуть неловко. – Анекдот такой: Сашка будет с дамой. Типа дамы сердца. А? Ты не против?
– Я очень даже за! И даме винца нальем, закусить дадим! Дама – украшение компании! – Авдеев старался отвечать как человек богатый, веселый и щедрый. Тороватый, как выражались в старину.
– Ну и слава богу. Спасибочки, хозяин! – Тимошин чутко подхватил его интонацию. – А вот и они! – он помахал рукой подошедшей парочке.
Познакомились. «Дима! Лена! Очень приятно!»
– Столик заказали? – спросил Тарпанов.
– Нет, – Авдеев сдержал недовольство. Парня пригласили в ресторан «через третье лицо», то есть не хозяин вечера пригласил, а приглашенный позвал, а он еще вопросы задает,
