Смелая женщина до сорока лет - Денис Викторович Драгунский
– Понимаю.
– А он, сволочь, решил за чужой счет прогуляться. То есть за ваш. А вам тяжело. Вы переживали, что денег не хватит.
– Кто вам сказал? – постарался возмутиться Авдеев. – Ерунда!
– У вас по лицу всё видно. Как вы в уме считаете, сколько натрачено, сколько осталось. Ладно. Всё.
До этой секунды Авдеев еще пытался строить планы, воображать, как зайдет к ней ненадолго. Как получит короткую награду за два часа ресторанного унижения. Как потом забежит в магазин, купит бутылку портвейна и выпьет ее из горлышка. Чтоб вернуться домой совсем пьяным, чтоб без расспросов плюхнуться спать. Но теперь он сильно почувствовал – нет. Слишком умная. Наблюдательная, проницательная и всё такое. Почти как Лариса. Не надо.
Поэтому он этак мудро сказал:
– Простите его, дурака! С кем не бывает…
– Такое не прощается. Никогда. Так что увидите его – передайте. Презираю! Я вам, Дима, скажу: легче простить, если бы он меня под кого подложить хотел. Чем вот такую мелкую халяву.
– Да неужели?
– А то. Подложить – это же целая трагедия. А на халяву угостить – дешевка. Стоп, стоп, вот здесь остановитесь! – крикнула она таксисту и сунула ему рубль.
– Давайте уж я вас провожу…
– На метро я сама! – сказала она, указывая на красную букву «М», торчащую над подземным переходом. – Всё, приехали. И еще. Ничего они вам не сделают. Зря вы на них сорок рэ выкинули. Жлобы и халявщики. Приятно было познакомится. Спасибо за ужин. До свидания.
* * *
Наверное, месяца три Авдеев не приходил в издательство «Спутник» и даже не звонил. Потому что Тимошин никак не проявлялся. Не позвонил назавтра, не поблагодарил, как полагается воспитанному человеку. Потом праздники. Потом опять молчанка. Потом Новый год. И опять глухо. Наверное, это его Тарпанов настропалил. Наверное, эта Лена как следует его послала, и он думает понятно что. Но ведь не станешь же объяснять, что да как.
В середине февраля все-таки пришел.
Пришел и прямо в дубленке зашел в комнату, где сидели Тимошин, Тарпанов и еще какой-то совсем юный парнишка. Стажер-практикант, наверное.
– Куда ты пропал, старик? – Тимошин вылез из-за стола, слегка вздел руки, а потом полез обниматься. – Мы уж с Сашкой решили, что ты совсем нас бросил… В «Худлит» убежал или в «Прогресс». Правда, Санёк?
– Добрый день, – кивнул Авдеев Тарпанову.
Тот ответно кивнул, но с места не встал, руки не подал.
«Не зажило!» – подумал Авдеев.
– Анекдот хочешь? – спросил он Тимошина.
– Трави!
– Слушай сюда, – Авдеев вытащил из портфеля газету «Труд», развернул. – Вот. Новости зарубежной культуры. Как сообщает газета «Фольксштимме», известный прогрессивный австрийский писатель Гюнтер Штубенброт, автор романов о рабочем классе… тыр-тыр-тыр… вступил в Коммунистическую партию Австрии и был… тыр-тыр-тыр… избран в состав федерального правления КПА. В СССР его рассказы готовятся к печати в издательстве «Спутник».
– Ну ты жук! – захохотал Тимошин и взял газету в руки. – А кто автор-то, а? Кто заметочку написал?
– Понятия не имею.
– Ну ты жучила! А. В. Деев! Кто ж это такой? Теряюсь в догадках! – Тимошин сделал пальцами козу и ткнул Авдеева в живот. – Блеск! Снимаю шляпу. Несу директору. Отправляем на верстку. Саня! – повернулся он к Тарпанову. – Подготовь договор. А осетринка-то была ой-ой, спасибо, маэстро, накормил от души!
Репутация дороже!
только никому не слова
Одного моего приятеля попросили приютить на ночь чью-то знакомую девушку. Дело было за границей. Жена – в другой стране. Он, конечно, приютил. Конечно, ничего не было. Но на всякий случай жене не рассказал, что вот, мол, по просьбе Сережи у меня ночевала Маша. Хотел сказать, но все друзья накинулись: «ты что! тссс! жена всё равно не поверит!»
А я другой случай вспомнил. Читал в мемуарах.
Один замечательный поэт однажды собрался в другой город и решил переночевать у своего тамошнего друга. Но друг как раз был в отъезде, и поэт, когда позвонил ему, разговаривал с его женой. Она сказала: конечно, конечно!
Ну, он приехал. Поужинали. Она ему постелила в другой комнате, разумеется. А утром за завтраком он говорит:
– Слушай… Только пойми меня правильно… Может, все-таки, а?
– Ты что! – говорит она. – Ты же наш друг! Ты же Васин друг! Как тебе такое в голову пришло?
– Да понимаю! – сказал он. – Вася мой друг, и мне было бы очень неловко с тобой спать. Перед ним неудобно. Друг же!
– Ну так и всё, и забудь.
– Но, понимаешь, у меня такая репутация… Что я всегда соблазняю всех красивых женщин. Ты ведь красивая женщина? А я с тобой не переспал, хотя ночевал у тебя, когда твоего мужа не было дома. Что за ерунда? Смех какой-то!
– Перестань! – сказала она. – Всё, хватит!
– Хватит, хватит, – вздохнул он. – Только давай так условимся. Я никому не скажу, что у тебя ночевал. И ты, ради бога, умоляю, никому не говори. А то меня все засмеют…
Мораль – вопрос количества
быстрее, выше, сильнее
Самый центр Москвы, широкая, ярко увешанная цветными фонариками улица. Ночь, поэтому уже не очень многолюдно.
Навстречу двум пожилым господам бежит девушка в длинном смешном пальто, в шапке с кошачьими ушками, шея замотана длинным шарфом, концы его развеваются – ибо ветер.
Девушка издалека всматривается в мужчин, шагает чуть наискось, чтоб оказаться у них на пути, и вдруг спрашивает:
– Простите-извините, у вас мелочь не найдется?
Она доверчиво плюскает глазами.
Один мужчина пожимает плечами и фыркает, бурчит что-то вроде «я подаю только по пятницам!», но другой говорит:
– Минутку… Сейчас…
Вынимает бумажник, долго шуршит в нем. Достает сто рублей, подает девушке.
– Спасибо! Спасибо! – она прижимает обе руки к груди и сильно кланяется.
Убегает.
– Что это было? – спрашивает тот, который фыркал.
– «Хиппушка на аске», – объясняет тот, который подал. – Сейчас они снова появляются, уже лет двадцать их не было совсем, или я не встречал… А в девяностые – в каждом подземном переходе. Она собирает на пиво. Или на что-то посерьезнее.
– Себе?
– Кто ее знает. Может, себе. А может, тут в подворотне машина и там вся компания сидит, а ее послали.
– А почему ее?
– Умеет.
