Швейная машинка - Натали Ферги
Второй сверток оказался мягким и гибким. Внутри было детское платьице цвета батата, имбиря или осенних листьев, усеянное вишнево-красными лепесточками, а с талии свисали два пояска, которые должны были завязываться сзади. Тут же лежала и выкройка — на 5–6 лет.
Подол не подрублен. Платье так и не было закончено.
Когда Фред и Рут подходят к школе, по доносящимся оттуда звукам они понимают, что наступила перемена. Дети прыгают через скакалку, которая периодически задевает гаревое покрытие: «Сорок ОДИН, сорок ДВА, сорок ТРИ — ВСЁ».
Дети носятся с одного конца площадки на другой. Кто-то падает лицом вниз и кричит, но тут же встает и ковыляет за другими.
Ворота кладбища кажутся меньше, чем помнится Фреду, а вот деревья, наоборот, больше. Легкий ветерок гоняет неубранные упавшие листья перед ними, когда они идут по дорожке.
— Ты уверен, что нам сюда? — спрашивает Рут.
— Да, это в самом конце, рядом с забором, — отвечает он. — Я просто не знал, что ты никогда не бывала здесь.
— Бабулю и дедушку кремировали, а Кэтлин умерла задолго до того, как мы познакомились. И если ты прав, то бабуля меня все равно сюда не привела бы — слишком много было бы вопросов.
Фред замедляет шаг и озирается в поисках знакомого места.
— Вертолетики, — говорит он, подбирая семечко клена и запуская его в воздух. — Значит, где-то рядом.
Мать указывает на надгробие:
— Не то?
Гранитная глыба мало-помалу зарастает лишайником, а в выгравированной надписи обосновался мох.
Фред снимает перчатки и проводит пальцами по буквам:
Брюс Бакстер
1887–1954
Любящий муж
Кэтлин Бакстер
1886–1958
А ниже, в самом низу камня, почти закрыта листвой морозника еще одна надпись:
Лилиан Джин Моррисон
Их внучка
1957–1963
Фред и Рут смотрят друг на друга, и Фред прерывает молчание:
— Бабуля приводила меня сюда каждую неделю, когда мы возвращались из школы.
— Каждую неделю? Когда ты вчера мне об этом сказал, я думала, что ты был здесь пару раз.
— Каждую неделю, по понедельникам.
— Почему ты ничего не говорил?
— Она сказала, что это наш с ней секрет, вот я и молчал. Видимо, я просто думал, что это другая дорога домой. Бабуля говорила, что мы навещаем ее маму и папу, — улыбнулся он. — Но меня все равно куда больше интересовали чипсы, которые она потом покупала мне у Евы.
Рут смахивает скатившуюся по щеке слезу:
— Наверное, они хотели, чтобы Лилиан лежала с теми, кого должна была бы знать.
— Похоже на то. Наверное, дедушка тоже сюда приходил, но мы об этом никогда не узнаем. — Фред осматривает ряды могил. — Если сравнить наш участок со всеми остальными, то он совсем не кажется заросшим. Я думаю, дед приходил сюда до самой смерти.
Облака сгущались с того самого момента, как они вышли из дома, и сейчас дождь начинает барабанить по надгробиям и покрытой гравием дорожке.
Когда они собираются уходить. Рут берет сына под руку и притягивает к себе.
— Мы можем в следующий раз прийти и немного здесь прибрать, — говорит она. — Но сейчас все, что я хочу, — это попасть домой. Я сварю нам по большой кружке какао, и мы повнимательнее посмотрим на эти фотографии из альбома.
Фред
Канун Рождества 2016 года. Лит
Фред приезжает в мастерскую. В открытую дверь видно, как Эллен у верстака разбирает очень старую швейную машинку. Из колонок доносится голос Билли Холидея, и Эллен покачивается в такт музыке. Фред не спешит войти. Похоже, сегодня она не собирается в галерею и не ожидает клиентов, потому что сейчас она в рабочей одежде. Волосы покрыты платком, который заколот спереди, над самым лбом. «Если бы это был черно-белый фильм, — думает он, — она в своем комбинезоне, внимательная и сосредоточенная, могла бы сойти за фабричную работницу военного времени». Тут же ему приходит в голову, что если бы кто-нибудь застал его за шитьем, то мог бы подумать примерно о том же. Они — два полюса одного и того же магнита — старых швейных машинок. Фред громко стучит в дверь и входит.
Эллен оглядывается и улыбается ему, но продолжает работать. Он не хочет прерывать песню и потому встает перед ней, рисует в воздухе букву «К» и шепчет:
— Кофе?
— Можете говорить. Знаете, Билли не будет возражать.
— Я не хотел прерывать работу. Заканчивайте, я приготовлю.
Когда вода закипает, она наконец выпрямляется и слегка откидывается назад, чтобы размять позвоночник.
— Я думаю, вашей спине это не идет на пользу.
— И вам доброе утро.
Фред пожимает плечами:
— Когда у вас все будет болеть, меня прошу не винить. Старость одна не приходит, знаете ли.
Эллен, не обращая внимания на его реплику, спрашивает:
— И какие радости вы принесли из кондитерской на этот раз?
— Два мясных пирожка и кусок рождественского торта.
Ее лицо вытягивается:
— Да ладно?!
— Видели бы вы себя. — Он смеется и ставит пакет из кондитерской на стол, но подальше от нее. — Нет, просто, как всегда, ваш любимый.
— О! Морковный торт! Вы так хорошо меня знаете. — Она тянется к пакету, открывает его и выкладывает на противоположные края листа бумаги кусок торта и бугристую сырную лепешку, которую он взял для себя, а потом наклоняется, чтобы внимательнее рассмотреть глазурь: — Неплохо. Я бы сказала, семь из десяти.
— Вы знаете, продавщица в кондитерской больше не спрашивает меня, какой кусок торта мне дать, а уже сама выбирает тот, где больше орехов.
Эллен игнорирует эту шпильку и хватает густо покрытый глазурью кусок торта, а другую руку держит чашечкой под ним, чтобы в случае чего поймать крошки.
— И молодец.
— Вы просто невозможны!
— Я знаю. И поскольку у меня все равно нет фарфоровых тарелок и красивых вилочек для торта, я слопаю его прямо сейчас, — говорит она и откусывает от торта.
Фред понимает: он только что поставил очередную галочку в списке «что мне нравится в Эллен», но пытается не думать об этом на тот случай, если она читает мысли так же хорошо, как умеет делать многое другое.
— Я принес вам записные книжки, — говорит он. — Но не буду их вынимать, пока вы не доедите торт и не вымоете руки.
Она отвечает
