Избранное. Том второй - Зот Корнилович Тоболкин
- Этим не шутят, Варвара...
- Я дитё хочу...
- Ну и рожайте. У вас есть муж.
- Сила у него подорвана. А мне дитё надо! Чтоб я за им, как за Логином...
- Перестаньте!
- Мямля! Ты и Марью так же упустил... Только и нужно-то от тебя... Эх!
- Варвара! Я могу... Я и в самом деле могу...
- Не нужен ты мне. Уходи. Да поскорей, а то ишо подумают, что шашни у нас. О, господи! – она упала на землю и зарыдала.
- Ох ты сука! – это опять подкрался Панкратов.
Варвара повернулась к нему, жарко и ненавидяще посмотрела в глаза, но не встала.
Ещё один день подходил к концу, а люди не заметили: так быстро пролетело время.
- Ты, Алёха, шагу не шагнёшь, чтобы людей не стабунить, – щуря длинные глаза, говорил Дугин. Он взмок, на рубахе соль выступила. – Ишь как гудят! Пчёлы, чисто пчёлы!
- Где пчёлы, там и трутни, – поводя плечами, усмехнулся Евтропий.
У него стягивало крыльца[7] от усталости. Часто тукало сердце.
Одновременно на весь лес спустилась ясная тишина. Все подивились ей в душе. Примолкли. Вдруг издалека донёсся слабый стук топора: Панфилушко.
- Оженить бы их! – сказал Евтропий, кивая в сторону Панфила и Фёклы. – Самая что ни на есть пара.
- Пара на все сто! Давайте тряхнём старика!
- Подъехал Логин. На телеге стоял пузатый лагунок с брагой и ведро квашеной капусты.
- Ого! Вовремя подоспел!
- К самой свадьбе...
- Пошли, что ли?
Вывернув подкладками наружу армяки, Федяня и Афанасея выступали сватами.
- Сватать тебя пришли, Панфило Осипович! – грозя бровями, улыбалась Афанасея. – Для баб гож?
- Об этом, слышь, токо тебе одной вечерком скажу. Заходи после... А пока не лезь. У меня вон кака урочина!
- Возьмёшь Фёклу – мы твою урочину за полчаса выполним!
- Соглашайся, Алёха! Чего там! Два горошка на ложку. Да и тебе, Фёкла Николаевна, хватит в девках вянуть, – посмеивался Дугин.
- А я что? Я за милу душу, – приняла их шутку Фёкла.
- Ну, раз так – за дело! А потом и за свадебку...
И ещё дюжине кудрявых берёз снесли буйные весёлые головы.
Панфило и удивиться не успел, а Дугин уже доводил последнюю поленницу.
- Вот, слышь, молодцы дак молодцы! Нам бы до троицы не управиться.
- Молодожёны, в круг! – раскрывая бочонок, сказал Евтропий. Разлив брагу по туескам и кружкам, провозгласил: «Горько!».
Бабы, смеясь, подтолкнули Фёклу к старику и заставили целоваться.
- Горько! Горько! – кричали они.
Но скоро шутка наскучила, да и брага кончилась. Все, кроме «молодожёнов», отправились по домам.
- А нам как быть? – спросил Панфило.
- Пойдём и мы.
- Ко мне, что ль?
- А хоть и к тебе. Не боишься?
- Один я, слышь, совсем запарился. Баба позарез нужна. Ежели не против – пойдём.
- А ты это... дюж? – хохотнула Фёкла. – Я на любовь шибко лютая! Ежели что – вытурю...
- Батюшка, покойна головушка, меня в шестьдесят годов на свет произвёл. Кровь-то одна...
Подступал вечер. Усталый. Терпкий.
Оголённая берёзовая роща неровно окутывалась тьмой.
Над нею выгнулся тонкий серпик молодого месяца.
Пахло летом.
Глава 35
- Вы огорчены? – намекая на своё повышение, спросил Сазонов.
- Мешать ты мне будешь, – признался Камчук.
- Но ваше место осталось за вами... Так что нет худа без добра.
- Это верно. Да и ты всегда под рукой. К тому же я не теряю надежды, что найдём общий язык. Найдём?
- Не знаю. Мне трудно говорить с людьми, которые неискренни. Ведь куда проще сказать в глаза и плохое, и хорошее. Кстати, вы не задумывались над тем, сколько энергии люди тратят на
