Все их деньги - Анна Теплицкая
– Смотрите, на самом деле всё просто. Не то что прямо нельзя, но есть определённые риски. Самый первый – это риск страновой. Вот мы зарегистрировали вас как гражданина другого государства, подтянули банковские реквизиты, но, если где-то там выстрелят ограничения, вы вынуждены будете подстраиваться под новые требования: могут попросить вывести все активы или они будут заблокированы. Есть СЕК[19] – комиссия по ценным бумагам и биржам США, которая всем рулит. Она говорит: «А вот сейчас, конкретно, мы считаем, что биржа такая-то не должна сотрудничать с клиентами из таких-то, таких-то стран под предлогом того, что они отмывают деньги или финансируют терроризм и так далее…» Поэтому, чтобы не было таких качелей, лучше хранить деньги поближе к телу.
– Одни риски.
Рами поцокал языком:
– Высокие. Случиться может всё, что угодно, от каких-то проблем в самом блокчейне или в сети, технических моментах, взломов мошенниками, скама самой компании, сторонней блокировки. Причём риски не только в биржах, но и в самих монетах. Но если хочется рисковать, если есть желание спекулировать, почему нет? Есть такой Тимофей Баффетов – человек-мем, он инвестирует в мем-коины. Это монеты, у которых вообще нет никакого фундаментала. Вот самый последний пример: монета МАГА – Make America Great Again[20] создана просто так, кем-то и якобы она создана в честь Трампа. Вот она и покупается фанатами Трампа. Баффетов про неё узнал, когда монета стоила тридцать центов. Продавал он её по четыре доллара, это больше восьмисот процентов прибыли. Ладно, он всем рекомендует заходить по сто долларов максимум, но ведь были и те, кто зашёл на десятки тысяч, представляете?
Пока мы беседовали, он сфотографировал паспорта и водительское удостоверение.
– Говорили, что крипта анонимна, не вижу ничего подобного, – проворчал я.
– Кошелёк анонимен для всех, – ответил Рами. – А вот биржа должна понимать, кто вы: не мошенник, не террорист. Дальше, когда мы пройдем KYC, биржа попросит вас не просто сделать селфи, а ещё покрутить телефон с разных сторон, чтобы они могли убедиться, что вы не искусственный интеллект и не открываете счёт по украденным документам.
Он посидел ещё минут десять, пока нас одобрила биржа, показал, как покупать и продавать крипту, и, подмигнув на прощание, оставил меня с моим ноутбуком наедине.
Обычно я отключаю звук телефона на ночь, но в этот раз, видимо, забыл. Тонкий дребезжащий сигнал разбудил меня, приподнявшись на локте, я завертел головой, не понимая откуда доносится звук: на потолке высветилось время – 2.42 ночи. Ночные звонки – предвестники беды, я торопливо щёлкнул кнопкой, и звук оборвался. Света спала крепко, посапывая, закинув ногу на одеяло, даже не пошевелившись от моей возни на кровати. Это хорошо, а то не обошлось бы без сеанса ночного мозговыноса. Стараясь не производить лишнего шума, я покинул комнату и уже в дверях шёпотом ответил на звонок, чтобы не заставлять Эллу долго ждать.
– Аллё, Элла? Что случилось?
– Лёва, мне кажется, что-то случится очень и очень страшное или, быть может, всё уже произошло, – голос звучал сдавленно. – Я слышала, как Михеич разговаривал с Президентом.
– Он сейчас дома? – рассеянно спросил я.
– Он ушёл.
– О чём они говорили?
У Эллы не было своих проекций, благодаря этому она умела запечатлеть и передать чужой разговор слово в слово.
– Слушай внимательно. Говорили на повышенных тонах, я, поэтому, сразу и не догадалась, с кем он говорит, подумала, что с кем-то не особо важным. Вначале Михеич сказал, что держит Бульда под контролем, я так поняла, что есть человек, который за ним шпионит.
– Так.
– Похоже, Аркаша что-то там не поделил с мэром города, я так поняла, что она решала вопрос с Президентом, а он ей ответил: «Закрывай, если тебе так нужно». Я просто в шоке… Что вообще происходит? Чтобы к одному из наших приставить информатора… где это видано?! Похоже, они подозревали Бульда в сговоре с Бёрном, а теперь информация не подтвердилась, потому что выяснилось, что деньги с бёрновских счетов снял его сын.
Я угукнул.
– Потом разговор зашёл о продаже Компании, Михеич сказал, что он против продажи и будет стоять на своём до последнего.
– Правда? – я удивился. – Как Президент отреагировал?
– Думаю, не очень, потому как дальше Михеич замолчал, долго что-то выслушивал, потом повесил трубку, сказал «да пошло оно всё» и ушёл.
– Элла, не волнуйся, все сейчас взвинчены до предела, это правда. Чего ты хочешь… смерть Бёрна, хакеры эти, мы думаем, что замешан кто-то из своих, так что неудивительно, что Михеич разбирается в вопросе по заданию Президента, проверяет всех нас.
Я старался, чтобы мой голос звучал успокаивающе, как голос человека в здравом уме, человека, контролирующего ситуацию.
– Тебя тоже?
– Возможно. Я просто не замечал.
– Шпионить за друзьями – отвратительно.
– Полностью с тобой согласен.
– Мне часто говорили, что живу с чудовищем.
– Догадываюсь.
– Ты знал, что Президент метит в министерское кресло?
– Весь город знает. Чего ты боишься, Элла? Давай, если что, мы с тобой вдвоём уезжаем в Австрию? Она рассмеялась:
– Это отлично ты придумал.
Это и взаправду было отлично, но мне вдруг самому стало тошно от теневых игр и вещей, которые я не могу контролировать. Как так вышло, что мы, всю жизнь играя в честную открытую игру, всего за одну неделю полностью поменяли правила? Всё стало выглядеть непонятным и угрожающим.
Это была одна из тех ночей, немыслимо душная и путаная, когда лежишь долго с открытыми глазами, потом проваливаешься в дрёму, а может быть, и нет, потом садишься рывком и смотришь на часы, гадая, сколько времени, и с удивлением осознаёшь, что, оказывается, удалось поспать. Миссия, которую я возложил на себя ночью, с рассветом чётче проявила свои очертания: с первым солнцем мысли оформились в конкретный план действий, и я набрал Рами Зайцману тихонько, стараясь не разбудить Свету:
– Рами, мне сегодня же надо перевести активы в крипту и кинуть на мой кошелёк.
Нажав на кнопку отбоя, я с тоской взглянул на большую картину над спящей женой – туманно-голубые дали где-то в Италии, охотно бы я очутился сейчас там, да не один, а с любимой женщиной… я перевёл взгляд на жену и вдруг увидел нечто странное на её тумбочке.