Райгород - Александр Гулько
– А мебель? – как бы в шутку спросил Нюма. – Лине купили…
– Не надо! – серьезно отреагировала Мила. – Мебель нам подарит мой дедушка!
Свадьбу сыграли, как планировали, в начале октября. Банкет состоялся в лучшем загородном ресторане «Дубовый гай».
Пригласили двести человек гостей, преимущественно местную родню и друзей. Из Сибири тоже приехали родственники, включая Гарика и Марика. Институтских друзей Нюма не приглашал. Даже не стал информировать. Опасался, что те расскажут Вале, а он не хочет ее травмировать.
Банкету предшествовала торжественная регистрация в загсе. Когда подошла очередь, Мила подобрала длинное, в пол, платье, уверенно взяла Нюму под руку и повела его в зал. Церемония велась на украинском языке. Ведущая, сверившись с бумажкой, спросила:
– Чы готови вы, Наум, кохаты Мылу завжды?..[73]
Нюма молча кивнул.
– Чы готовы вы, Мыла?.. – продолжала ведущая.
Марик и Гарик, не сговариваясь, захихикали. Окружающие на них гневно зашипели. Нюма украдкой показал братьям кулак.
– Ну просто смешно было, – оправдывался потом Марик. – Почему она невесту мылом называет?
Гости возбужденно перешептывались. Взволнованные Рая и Паша украдкой вытирали слезы. Людмила Исааковна постоянно поправляла прическу. Нюмин тесть с напряженным выражением лица шевелил рукой во внутреннем кармане пиджака. «Видно, деньги пересчитывает», – взглянув на него, подумал Нюма.
После росписи было фотографирование. Нюме с трудом удалось удержаться, чтоб не состроить какую-нибудь гримасу. Впрочем, торжественное-романтическое выражение лица ему тоже не давалось.
Церемония была устроена так, что выходить из загса следовало по длинной широкой лестнице. Городская традиция требовала, чтоб жених нес невесту на руках. Мила сообщила, что тоже так хочет.
– Все так делают! – требовательно прошептала она.
– Может, не будем как все? – слабо возразил Нюма.
Но Мила настаивала. Нюма взял ее на руки и понес. На середине пути почувствовал, как слабеют руки и левую ногу сводит судорога. Подумал: «Еще шаг – и уроню…» Но донес.
После возложения цветов к памятнику Ленину на нескольких машинах отправились в ресторан. Нюма и Мила ехали в белой «Волге». К ее капоту кто-то заботливо прикрутил куклу в свадебном платье и букет белых роз. По прибытии обнаружилось, что у куклы по дороге вывалились глаза, а ее платье стало черным от пыли и бензиновой гари. Букет вообще оторвался. Свадьбу вела тетя Фаня из Браилова, младшая сестра Людмилы Исааковны. Это была средних лет полная женщина в длинном обтягивающем платье с люрексом. Воздействуя на публику богатым нарядом, пышной прической и несуразно ярким макияжем, она неутомимо декламировала безумные стихи и сыпала расхожими шутками.
Когда гости расселись, тетя Фаня предоставила слово родителям жениха. Рая хотела произнести что-то мудрое и значительное. Но быстро запуталась в деепричастных оборотах и передала микрофон мужу. Паша сказал: «Сыночек…» – и… заплакал. Гости сочувственно притихли. Паша махнул рукой, утер слезу и вернул микрофон ведущей. Та сказала: «Мазл тов!» – и все захлопали. Потом она пригласила к микрофону Людмилу Исааковну. Та прокашлялась и сказала:
– Дорогие дети, Милочка, Нюмочка! Сегодня вы соединили не только ваши руки, но и ваши сердца! Как сказал поэт Асадов… – После чего скосила глаза на сестру и требовательно прошептала: – Фаня, стихи!
Завороженная торжеством момента, тетя Фаня стояла с закрытыми глазами и призыв не услышала.
– Я к тебе говорю или к стенке? – раздраженно процедила Людмила Исааковна.
Тетя Фаня всполошилась, стала лихорадочно перебирать бумажки. В это время на эстраду взобралась администратор ресторана и громким шепотом сообщила:
– Людмилочка Исааковна, я извиняюсь, но вас на кухню зовут. Шо-то с рыбой не так…
Поскольку микрофон был включен, ее слова разнеслись по залу мощным эхом. Гости рассмеялись. Людмила Исааковна невозмутимо сказала: «Минуточку!», отдала микрофон сестре и с грозным видом ушла на кухню. В зале захлопали. Кто-то выкрикнул:
– А где дедушка жениха?
Тетя Фаня поискала глазами Гройсмана. Отыскав, уверенно направилась к его столу. Через минуту Лейб стоял на сцене. В зале раздались аплодисменты. Дождавшись тишины, Гройсман сказал:
– Конечно, стихами… – он показал на уходящую тетю Фаню, – было бы лучше, но я стихов не знаю. Поэтому… короче… в общем… Шоб вы нам были счастливы, а мы с бабушкой, пока живы, будем помогать!
– Горько! – закричала тетя Фаня и, отняв микрофон у Гройсмана, стала громко считать. Энергично вращая рукой, призывала гостей присоединиться.
Нюма не без опаски обнял Милу. Мила промокнула салфеткой губы. Они поцеловались.
Заиграла музыка. Водка и коньяк полились рекой. Бутылки и блюда с закусками опустошались с мультипликационной скоростью. Ансамбль играл популярные эстрадные мелодии вперемежку с блатными одесскими песнями. Не отрываясь от еды и выпивки, гости оживленно беседовали. Сверкая золотыми зубами и фальшивыми бриллиантами, женщины обсуждали, «скоко стоило платье невесты». Мужчины, закусывая коньяк холодцом, деловито оценивали «в шо родителям обошлась свадьба». Представители молодого поколения тревожно прикидывали, хватит ли водки.
Среди тостов типа «Желаем паре молодой дожить до свадьбы золотой!» или «Муж голова, а жена шея…» встречались занятные выступления. Например, один пожилой гость из Райгорода произнес слова, больше напоминающие предостережение, чем пожелание.
– Мои родители погибли на войне, – сообщил он, – из родственников выжил только дядя. Он жил в Бердичеве. Я поступил в институт в Киеве. Там познакомился с девушкой. Мы решили пожениться. По традиции я должен был спросить разрешения у старших. Написал дяде письмо, спросил: «Можно мне жениться?» Ответ пришел быстро. «Конечно, женись, – написал дядя. – Почему я один должен мучиться!» Так выпьем же…
Особый колорит в этот праздник вносили Гарик и Марик. Вспоминая инцидент в загсе, они решили на всякий случай вообще рта не раскрывать. Когда с ними заговаривали, Гарик и Марик выразительно переглядывались, многозначительно мычали и делали неопределенные жесты руками. Обескураженные Милины родственники в растерянности отходили. В перерывах между безумными тостами, неуклюжими плясками и нестройными песнями Гарик и Марик подходили к Нюме.
– Старичок, – шептал Гарик, – Марик пузырь белой заныкал. В сортире за бачком. Если че, подруливай, нальем.
Нюма вяло отмахивался.
Ближе к завершению, когда подали флудн[74], тетя Фаня продекламировала очередные стихи. Заканчивались они так:
Свершился брачный ваш союз.
И вы в плену у брачных уз!
От слова «плен» Нюме сделалось тревожно. От слова «узы» – тоскливо. «Брачный… Брачных…» – мысленно повторил он и почувствовал, как к горлу подступает тошнота. В этот момент раздалась очередная команда «Горько!»
Неожиданно разгорячившаяся Мила решительно развернула к себе Нюму и впилась в него долгим влажным поцелуем. Гости опять стали хором считать. «Удавить бы их всех!» – задыхаясь,
