Три Анны - Ирина Анатольевна Богданова
Чтоб отогнать наваждение, Аня помотала головой, а открыв глаза, увидела на скамейке маленькую аккуратную старушку в шляпке с вуалью и бежевых нитяных перчатках. Со стороны бабушка выглядела игрушечной, так свежо и прозрачно было её остроносенькое лицо, обрамлённое облачком седых волос. Чуть выпуклые голубые глаза наводили на мысль о фарфоровой чашке, а белый кружевной воротничок придавал старушке нежность и хрупкость.
Ни в губернском Олунце, ни тем более в Дроновке Аня никогда не видела таких воздушных созданий. На фоне ленинградской старушки она почувствовала себя неотёсанной колодой из сырого дерева, только что вывезенной из леса. Но бабушке девушка, видимо, понравилась, потому что она приветливо улыбнувшись, показала рукой на место рядом с собой, и Анюта, повинуясь её приказанию, неловко примостилась на краешек скамейки.
Старушка царственно наклонила голову и поздоровалась:
– Добрый день. По вашему облику, я вижу, вы находитесь в затруднении? Могу я вам помочь?
Односложно ответить столь милой старушке показалось Ане немыслимым, и она вежливо объяснила:
– Благодарю вас. Я только что приехала из Олунца. Стыдно признаться, но меня обокрали, и теперь я не знаю, как мне поступить.
Старушка достала из сумочки небольшие круглые очёчки, водрузила их на нос и пристально посмотрела на Аню, а когда заговорила, в её голосе сквозило лёгкое удивление:
– Судя по речи, вы образованная девушка… Даже не знаю, что вам посоветовать! Без связей вам трудно будет устроиться, да и прокормиться нелегко. Дело в том, что сейчас в Ленинграде введена карточная система, но карточки пока есть только у рабочих. Служащим ещё не выдавали, а нам, лишенцам, – тут она иронически скривила ротик и пояснила, – бывшему правящему сословию, карточки не положены вообще.
Поскольку Аня внимательно слушала, не перебивая вопросами, собеседница продолжила:
– Устроиться работать на фабрику почти невероятно. Город наводнён беженцами из деревень, которые согласны на любую работу. А без работы невозможно получить жильё, – она картинно развела сухими ладошками и вздохнула: – Получается замкнутый круг. Неужели у вас в Ленинграде совершенно нет знакомых? – выговаривая название города, она запнулась и призналась: – Не могу привыкнуть к новым названиям. Утешает, что я не одна такая. Почти все старожилы продолжают пользоваться старыми названиями. Но, увы, нас, коренных петербуржцев, осталось совсем, совсем мало.
Анины щёки залил румянец, и старушка, уловив её замешательство, успокаивающе похлопала её по коленке:
– К вам, милочка, это не относится. Я уверена, что такая очаровательная особа украсит собой любой город.
От неожиданного комплимента Анюта покраснела ещё больше и уже хотела распрощаться, как вдруг вспомнила олунецкую встречу с другой старушкой, поведавшей про судьбу хозяйки пансиона, Матильды Карловны фон Гук.
Как она могла забыть! Та бабулька сказала, что барон фон Гук жил в Графском переулке, а у Ани есть поручение от Алексея Ильича к его жене, тоже Анне.
На картинке Алексея Ильича у неё такое доброе лицо. Вдруг она поможет, не выгонит, приютив хотя бы на пару ночей, а там как-нибудь ситуация разрешится.
Вскинув голову, Аня посмотрела на новую знакомую и робко сказала:
– Пожалуй, одного человека в городе я знаю. Это Анна фон Гук.
Старая дама отреагировала мгновенно:
– Анна Ивановна! Как же, прекрасно её знаю. Невероятно тактичная и обаятельная женщина. Правда, не такая красивая, как её муж, – голос старушки задрожал от сдерживаемого восторга. – Красота господина барона – это нечто невероятное! Не поверите, но от одного взгляда на него самые знатные дамы теряли головы, как институтки, и бегали за фон Гуком хвостом, напрочь позабыв о правилах хорошего тона. Но, к слову сказать, Александр Карлович оставался к вниманию дам абсолютно равнодушен и других женщин, кроме жены, для него не существовало.
Слушая рассуждения старушки, Аня поймала себя на мысли, что ей очень приятно слушать про верность барона фон Гука к его жене. Она ощущала Анну частичкой своей жизни и уже хотела расспросить о ней подробнее, но не успела задать вопрос, так как бабушка погрузилась в приятные воспоминания.
– Серёжа фон Гук, сын Анны Ивановны и Александра Карловича, ходил в один класс вместе с моим внуком Петром. Чудный мальчик, симпатичный, воспитанный. В этом году ему должно исполниться тридцать лет. В гимназии он был очень большой выдумщик, а закончив учёбу, удивил всех знакомых. Представьте, удумал разводить лошадей! И, говорят, подавал большие надежды на поприще коневодства. Если бы не революция… – Рассказчица выразительно вздохнула, оборвав фразу на полуслове. – Однажды я была у фон Гуков на званом ужине. Как сейчас припоминаю, до переворота они жили в Графском переулке дом три на втором этаже.
– Может быть, они и сейчас там живут? – предположила Аня, всей душой надеясь, что дама ответит утвердительно. Но старушка надолго задумалась и неуверенно ответила вопросом на вопрос:
– Живут ли сейчас? Не знаю. Я никого из фон Гуков лет десять не встречала. Однозначно могу сказать, что их уплотнили. Хотя, вполне вероятно, могли оставить одну комнату. Самую маленькую.
– Уплотнили, это как? – не поняла Аня.
– Ах, святая простота, – умилилась дама. – Уплотнили, это значит, что в их квартиру вселили жильцов.
– Как это вселили? Не спрашивая?
– Милочка! Кто же нас будет спрашивать? Да вы никак с луны спустились по веточке роз? Запомните, моя дорогая, раз и навсегда – советская власть никогда никого не спрашивает.
Округлив свои фарфоровые глаза, старушка всплеснула ручками, давая понять, что Ане ещё во многом предстоит разобраться.
Когда разговор, уйдя в сторону от фон Гуков, перекинулся на эпизоды юности новой знакомой, Аня решила, что пора прощаться. Она и так засиделась, а ещё неизвестно, где придётся преклонить голову на ночь. Как тут не вспомнить маму-покойницу, пятнадцать лет назад постучавшую в дверь бабы Катиной избы в Дроновке. Да, в деревне бы не пришлось ночевать на улице, а если бы и пришлось, то всегда можно забраться с головой в стог сена и свить себе внутри уютное гнездо, одуряюще пахнущее летним лугом и солнцем.
– Графский переулок вы найдёте без труда, – сказала ей на прощание старушка под вуалькой. – Необходимо идти прямо по Литейному проспекту, пересечь Невский, нынче он зовётся проспект 25 Октября, и идти дальше до Владимирской церкви. Там свернёте направо и через пару шагов окажетесь в Графском переулке.
