Цимес - Борис Берлин
— Так ты хищница?
— Я кузнечик в кулаке.
— Как? Кузнечик в кулаке? Что это?
— Первая строчка моего хокку.
— А ты разве?.. Почему же я не знал? И давно ты их… сочиняешь?
— Всю жизнь.
— И много их у тебя?
— Нет, только это: кузнечик в кулаке.
— Ну что ж… А ты знаешь, тебе идет. Пожалуй, и в самом деле…
— А еще я зверек. Твой зверек. Ты меня так называл — помнишь?
— Почему называл? Ты и сейчас мой зверек. И будешь им, и останешься им. Поняла?
— Давно, с первой минуты. А сейчас иди сюда. Иди ко мне. Скорее, ну…
Наше место — обычная скамейка в Нескучном саду, в стороне от аллей, совершенно незаметная посреди кустов шиповника. Еще прошлым летом мы набрели на нее и влюбились — в тишину, в запахи и друг в друга — снова.
Наташа немного опоздала и сразу кинулась мне на шею — открыто, шумно и смешно.
— Скучал?
Я киваю и вдыхаю ее всю сразу — и ветер, и вечер, и тревогу.
— Что-то случилось, да?
— Почему ты спрашиваешь?
— Потому что знаю тебя. Тебе неспокойно, тревожно. В чем дело?
Она кладет голову мне на грудь, прижимается сильно-сильно, как никто больше, и выдыхает:
— Я все рассказала Рите.
— Что — все?
— Все о нас.
И я молчу, молчу, молчу…
— Не молчи, говори, Марик, ну.
— Хорошо. Видишь, солнце заходит.
— При чем тут солнце? Ну заходит, и что?
— Ничего. Зачем ты это сделала?
— Не стерпела. Она вела себя так, будто ты ее собственность. Я разозлилась.
— Ну и что теперь? Тебе стало легче?
— Нет. Оказывается, я ее все-таки люблю.
— Знаешь, оказывается, и я…
— Что?
— И я. Не как тебя, конечно, — по-другому. По-другому…
— Так не бывает. Нельзя любить двоих одновременно. Ни по-другому, никак.
— Ты ужасно умная, Наташа, и ужасно взрослая, я до сих пор не понимаю, как это возможно, но все равно маленькая. Есть вещи, которых ты не знаешь. Запомни: бывает все.
— Это просто слова. Ты тоже запомни: я ни с кем не собираюсь тебя делить. Ты или мой, или…
— Или — что?
— Ничего, просто мой и все. Без или.
Как же я ее выучил. Я вижу ее насквозь, предвкушаю ее хитрости, ее желания и знаю ее тайные мысли. Даже те, что не хочу знать, я знаю тоже. Но, но, но… Она нужна мне, и именно такой — вся, всегда и навсегда. Дело за малым: зафиксировать степень близости — что-то вроде брачного контракта, в котором подробнейшим образом будет указано все: статья, степень вины, срок и все, что полагается. На меня надевают наручники, я оборачиваюсь и все-таки успеваю увидеть ее бледное лицо, красные искусанные губы и глаза, полные слез. Конвой…
— Почему ты молчишь?
— А что я могу сказать? И что ты хочешь услышать? Рита знает, значит, осталось только рассказать твоим родителям. Может быть, кстати, уже… Ну а дальше наряд полиции, следствие, суд и… Конечно, ты будешь меня ждать. Может быть, даже целый год или два. Потом забудешь. Рита погрустит, поплачет и в конце концов начнет писать мне письма просто потому, что у нее доброе сердце. Вернусь я, само собой, к ней — если вернусь. И мы наконец поженимся. Скучно…
