Устойчивое развитие - Мршавко Штапич
На Мальорку спустилась тьма, плотная и густая, как это всегда бывает на юге, и мы проснулись от холода, на пляже, в песке, в обнимку, добили остаток вина в бутылке и побрели в гостиницу. Так начался испанский, точнее – пиренейский – вояж.
* * *
Барселона – город, не лишенный обаяния, но дикий. Распланированный, состоящий из аккуратных кварталов (чем напоминает Одессу), он придуман не для жизни.
Комнатушка, которую мы сняли рядом с «Университетом», находилась на пятом или шестом этаже, – но поутру нас разбудили детские крики. В пяти метрах от нас, на соседней крыше, была расположена детская площадка – видимо, часть школы или детского сада. Они построили город, нарисовали четкие линии улиц, но не озаботились отвести места для детей; у них почти нет дворов и детских площадок, это поразительно, и вот дети орут по утрам на уровне пятого этажа. У нас в Кряжеве, хоть поселок и невелик – два детских садика, и в обоих есть кусок леса, есть трава, кусты шиповника, так что дети играют на природе. И мы планируем сделать крыши веранды, чтоб малыши гуляли под ними, а не вопили, стоя на них.
Прямо в нашем доме на первом этаже располагалась винная лавка, куда можно прийти и купить вина в разлив, прямо из здоровенных деревянных бочек. Когда пожилая каталонка услышала, что мы возьмем всего пару литров, она нахмурила брови, и я понял отчего: за нами в очереди стояли люди с пятилитровыми бутылями. Поняв, что у нас и тары нет, бабка поставила брови уже почти вертикально, вынула откуда-то пыльную бутыль из-под колы, чуть сполоснула и налила нам два литра красного.
– Они какие-то недружелюбные, – расстроенно проговорила Мила.
«Недружелюбные» – это мягко сказано. Повсюду – у парка Гуэль, на холме Монжуик, даже в Готическом квартале, в самом центре, то и дело видишь надписи: «Туристс гоу хоум». Но «гоу хоум» сделать порой нелегко. Вечером на пересечении бульвара Раваль и улицы Рамбла – это в шаге от исторического центра города – мы увидели рыдающую девушку в майке из женской коллекции ЦСКА. Звали ее Ксюхой, а рыдала она оттого, отчего каждый вечер в этом гнилом районе, наполненном мигрантами и сектантскими молельными домами, рыдают туристы: украли вообще все – телефон, кошелек, паспорт (который она предусмотрительно хранила в кошельке). Взяли бедовую с собой, она умудрилась не запомнить адреса снятой комнаты и боялась, что не отыщет ее. Связались с ее родителями, они выслали денег. С документами было сложнее: следующим утром мы вместе стояли в очереди у русского консульства. В той очереди из таких же несчастных, ограбленных в этой туристической жемчужине, стояло человек тридцать, что ясно дает понять масштабы работы карманников и уличных воров в Барселоне. Если человек теряет паспорт, ему нужно найти двоих, кто бы подтвердил его личность, и мы взялись выступить старыми знакомыми Ксюхи. Потому полночи мы провели – на всякий случай – за вином и изучением ее биографии. Ксюха работала тренером по теннису. Недавно она рассталась с парнем и отправилась в путешествие, чтобы залечить душевную рану; компаньонка в последний момент отвалилась, и вот Ксюха одна, третий день пьет в Барсе, но документы и прочее потеряла не по пьяни, как можно подумать, а совершенно трезвой, в закусочной, просто отстегнув «банан», который висел на груди и мешал есть. Сотрудники консульства опросили нас поочередно и дали Ксюхе вожделенную справку, а нас ждало восьмое чудо света в представлении каталонцев – Саграда Фамилия, Святое семейство.
Толпы туристов осаждали храм, который строится уже лет сто и в котором нет ничего примечательного; их прославленный архитектор Гауди – это, конечно, большой махинатор, который умудрился продлить историю своего мошенничества и после смерти. Мы посетили несколько его творений, и каждое из них возмутительно: вот зачем, например, бить посуду, чтобы сделать декор? А он делал именно так и выложил этими черепками сады Гуэля, и оправдания этому нет, потому как красоты это не создает.
Саграда же не представляет из себя ничего особенного, кроме того, что она строится на деньги горожан, и оттого так долго и строится, что каталонцы – народ прижимистый и не особенно верующий; в богатом городе очень мало церквей, меньше, чем в Венеции, скажем. Впрочем, сам по себе храм на одних только туристических магнитиках и билетах зарабатывает состояния – может, еще и потому строят так долго, что турист идет на долгострой и ему нравится иметь десять магнитиков с разной степенью готовности храма. Убранство Саграды невеликое: не красочное, песочное, простое, не торжественное, не строгое, но это общая черта католических храмов – нищета и лавки; когда русские отдавали все лучшее церкви, и в небольшом городе вроде Кашина строил сам Монферран, европейцы о вере не заботились. Да как вообще можно сто лет строить храм в наши времена?
Милу Саграда тоже не впечатлила; я-то думал – она мне, как архитектор, разъяснит, в чем соль, но соли не было; про небоскреб, построенный Норманом Фостером неподалеку от собора, она рассказывала долго и детально, восхищалась, – а Саграду даже фотографировать не стала. После дома Фостера Мила вообще впала в прострацию, замолчала, чем вселила в меня тревогу. Настроение ее сменилось, только когда мы прошли набережную и олимпийский порт, где родная все время, как потерянная, озиралась по сторонам. Мила выпила вина в кафе, подключилась к сети – и заплакала.
– Я город перепутала. Я не в Барселону хотела… – сказала моя родная, по профессии архитектор, закончившая ведущий российский вуз, строящая дома, детские садики, отели и офисы серьезных компаний.
Город перепутала. Хотела не в Барселону. Она искала набережную с ботинками, и путем нехитрого поиска в интернете мы нашли эти ботинки. Я их видел: это памятник жертвам Холокоста в Будапеште. Атилла меня там водил, показывал.
Между смехом и разочарованием я выбрал смех, сочинил анекдот про Милу и Барсопешт, и зря: Мила окончательно упала духом. Чтоб развеселить ее, я отыскал устричную, где мы взяли дюжину устриц и бутылку шампанского. Мила попробовала устриц, выпила шампанского и сказала:
– Черного хлеба хочется. И борща. И водки бы рюмку.
Да, довела ее Барселона… Мила, вообще-то, водку не любит и не пьет.
Но понятно, что жидкие морские твари или бесконечная паэлья не могут обрадовать русский желудок.
Мы так совпали в оценке Барселоны, так оба не хотели ехать смотреть музей Дали с его расплавленной размазней, что, даже не купив серебряного колечка Миле, отправились в Бильбао на день раньше срока. И
