Голец Тонмэй - Андрей Васильевич Кривошапкин

Отец не ответил, думал о своем. Верховые олени копытили мягкий снег и поедали ягель.

– Ты прав, Нэргэт, – наконец ответил он. – Мы шибко не будем торопиться, тут поживем несколько дней. Дадим отдых оленям.

– Тайахсыту тоже нужен отдых, – подал голос Илкэни.

– И ты прав, сын. Тайахсыт не выдержит трудностей обратной дороги, если мы сразу повернем обратно. Его нужно кормить мясом. Тогда он окрепнет на глазах.

Браться довольные глянули друг на друга.

– Гляньте вниз. Видите густые урманы? – снова заговорил отец.

– Да, видим.

– Там, однако, излюбленные лежбища сохатых. – Отец вздохнул.

– А мы сходим туда? – спросил Нэргэт.

– Не спеши, Нэргэт. Держи себя в руках. В твоих жилах течет кровь охотника. Но посуди сам, обратная дорога по глубокому снегу будет нелегкой, а наши припасы сильно ограничены. У меня всего несколько пуль. У вас мало стрел. А впереди нас ожидает долгая студеная зима. Что она преподнесет нам, мы не ведаем… Что я хочу этим сказать? Мы постараемся оставить дар Маппыю. Помните, мы обещали ему мясо уямкана?

– Хорошо помню, ама! – Нэргэт улыбнулся.

– Сдержим слово. Готовы?

Сыновья кивнули.

Слова Тонмэя не оспариваются сородичами. Почему ламуты выжили? Как они сумели развить свой род? Разгадка проста. Слово старшего – закон и в семье, и в роде. Оно объединяет ламутов, учит уважать друг друга, помогать любому, кто бедствует.

Ламуты, идущие из глубин седых веков, не умеющие ни писать, ни читать, отличались глубокой внутренней порядочностью. Это завидное качество их поддерживало и вело по жизни.

Второе, что поднимало дух ламутов и давало надежду на завтрашний день, это вера и почитание Духа Гольца Тонмэя.

Вечером в илуму Тонмэй обронил такие слова:

– Нэргэт, там, на сопке, ты говорил о переезде сюда. Это твои мысли и твое желание. Я их не отвергаю. Скажу только вот о чем. Мы всю жизнь кочуем по окрестностям Гольца. Нас поддерживает его дух. Вы знаете это. При бедах и несчастьях мы обращаемся к нему за подмогой. Он – наша надежда и защита.

Как мы откажемся от своих троп кочевий? Как мы бросим Гольца Тонмэя? Нет, это невозможно для нас. Мы сюда не перекочуем. Потом, когда нас не будет, эти места обживут наши потомки, но это будут уже другие ламуты…

– Мне теперь все стало ясно, ама, – согласился Нэргэт.

* * *

Каждый выезд в горы связан с надеждой на охотничью удачу. Ближе к осени в горах все меняется. Преобладают красно-желтые оттенки. Горный ветер уже не так ласков, как летом. Зато горы за синей дымчатой вуалью преображаются неузнаваемо. Они влекут ламута своей таинственной недоступностью.

Осенью и зимой горные хребты кажутся величественно недоступными. Под снежным покровом неоглядно красивы и ослепительно-белы. Как женщины-ламутки дорожат своей непорочностью, так и горы дорожат своей невероятной белизной и сказочной чистотой.

* * *

Сейчас, сидя перед горящим очагом, Тонмэй вспомнил мать Нелтэк. Но верховые олени оседланы. Пора на охоту.

«Дух огня, мы здесь не ради себя. Мы дали слово человеку: добыть тушу уямкана. Нам необходимо сдержать слово. Помоги нам в этом. После мы уйдем. Не обессудь, но поддержи», – шепчет Тонмэй, глядя на горящие угли, и подбрасывает кусочки жира и мяса в огонь. Угли в ответ вспыхивают золотистым пламенем. Сыновья следят за движениями отца.

– Кажется, поладили с Духом огня. Теперь можно ехать в горы, – проговорил Тонмэй.

Илкэни взял с собой Тайахсыта. Видя это, Тонмэй оглянулся на Нэргэта. «Почему ты не берешь Мойто? Бери, пригодится…» – говорил его взгляд.

Нэргэт понял отца, подошел к Мойто. Снял с привязи и привязал к своему седлу.

Двинулись в путь. Впереди отец, за ним Нэргэт, замыкающий Илкэни. Вскоре подъехали к первой сопке. Стали подниматься. Хорошо, что снег мягкий, оленям легче. До вершины сопки осталось немного. Еще одно усилие – и они поднимутся наверх. В это время Мойто вдруг встрепенулся и сильно рванул вперед. Убежал бы, если бы шел свободным. А тут его удержал сумкан[110]. Ламуты слезли с седел.

– Учуял уямканов, – едва слышно шепнул Тонмэй.

– Что будем делать? – шепотом спросил Нэргэт.

– Мойто держи крепко.

Мойто хрипло дышал и тянул. Только один Тайахсыт ничего не понимал, играясь, крутился вокруг.

– Чэт! – тихо одернул его Илкэни.

Привязали оленей. Первым осторожно выглянул отец. Тут же присел. Рукой подозвал сыновей.

– Совсем близко пасутся три рогача.

Парни осторожно выглянули.

– Что будем делать? – спросил опять Нэргэт.

– Коли Дух земли будет милостив к нам, постараемся подбить двоих. Третьего отпускаем, – тихо шепчет отец. – Один из вас держит собак. А второй, попытается добыть рогача стрелой аката. Кто из вас будет стрелять?

Братья переглянулись. Илкэни кивнул старшему брату, мол, ты. Нэргэт кивнул.

Илкэни держит обеих собак. Вновь втроем выглянули.

Рогачи паслись спокойно, не чуя людей. Ветер дул снизу, а до них метров тридцать – сорок.

Нэргэт натянул тетиву и пустил стрелу.

Один рогач упал бесшумно. Двое остальных глянули на рухнувшего собрата. В это время вторая стрела вонзилась в бок одного из них. Оба рванули наискосок по склону вниз. Первый рогач умчался большими прыжками, а за вторым потянулся кровавый след.

– Ама, стреляй, иначе унесет мою стрелу! – в отчаянии воскликнул Нэргэт.

– Илкэни, отпускай собак, – бросил отец. Илкэни освободил от ошейника Тайахсыта. За ним тут же отпустил Мойто.

Бывалый старый пес погнался за раненым рогачом. Тайахсыт увязался за Мойто.

Вскоре на глазах охотников Мойто догнал рогача и клыками вцепился ему в бок. Уямкан пытался вырваться, но вскоре упал на снег. Мойто начал душить его. Тайахсыт, повизгивая, тоже рвал шкуру рогача где попало.

Отец доволен, говорит:

– Время дорого. Разговоры потом. Я займусь этим, – кивнул он в сторону лежащего неподалеку рогача. – А вы снимите шкуру с того. Разделайте аккуратно. Не торопитесь. На учагов нагрузите – и домой. А я, как закончу, поеду обратно. Вас не стану ждать.

Вечером в теплом илуму отец повернулся к Илкэни и произнес: «Вот теперь, Илкэни, самый раз ставить лабаз».

* * *

На другой день с утра взялись за установку лабаза.

Томнэй свалил крепкое дерево. Срубил его комель, в нем выдолбил выемки с обеих сторон. Получилась своеобразная лестница.

Поискали удобное для лабаза место. Нашли три стоящих треугольником крепких дерева.

Тонмэй велел сыновьям очистить их стволы от коры. «Как уедем, сюда наведается онаки (росомаха). По вычищенному стволу ей не забраться. Скользить будет, не за что зацепиться», – объяснил отец. На высоте закрепил срубленные толстые жерди. В это время Нэргэт с Илкэни заготовили порядка двадцати жердей, которыми