Методотдел - Юрий Викторович Хилимов
Через неделю Яков заметил, что Настенька вдруг резко переменилась к нему. Под разными предлогами она стала отменять их встречи, до нее теперь было сложно дозвониться, а на сообщения она отвечала лишь скупыми фразами.
— Я не понимаю, что произошло, — делился Яков с Рогнедой.
— Поговори с ней, — советовала тетка.
— Но как? Она избегает меня.
Однажды Яков застал свою невесту около ее дома. Он сразу почувствовал, что в ней что-то изменилось — фиалковая Настенька превратилась в ледышку. Она по-прежнему была прекрасна, но теперь ее красоту покинули теплота и озорство, ее юность отныне не была с ней. «Она будто прибавила в годах. Совсем как та камея, которую ей подарила Луиза», — подумал Яков.
— Что случилось? Почему ты меня избегаешь? — спросил он.
Настенька уверенно смотрела в глаза Якова. Она выглядела совершенно спокойной — никакого волнения перед объяснением.
— Я думаю, нам пора повзрослеть, но вместе мы этого никогда не сделаем, потому что знакомы с детства. Понимаешь?
— Нет. Я ничего не понимаю.
— Ты обязательно потом поймешь, а пока просто прими это. Недавно Луиза познакомила меня с мальчиком из Кении, которого она взяла на воспитание. Он очень много рассказывал об этой замечательной стране и о том, какая там чудовищная бедность. И я приняла решение ехать туда волонтером, потому что это прямой ответ на тот запрос, который у меня возник. Луиза пообещала все организовать.
— Луиза? Опять Луиза…
— Прости, я должна идти.
Злая карлица ликовала: соперница была устранена. Луиза курила на кухне сигарету из длинного мундштука, пила бальзам и раскладывала пасьянс. Свет был приглушен. В дальнем углу комнаты на табуретке сидел Ипполит. Он тихо играл на аккордеоне старинную мелодию давно минувших лет.
— Все ко мне, — скомандовала карлица, не отрываясь от карт.
Вскоре незаметно вошла Торсвик, а за ней и Далва с Бульдонежем. Последним в дверях появился Ричард. Они встали вокруг стола.
— Всем бальзама, — распорядилась Луиза, продолжая заниматься пасьянсом, — мальчик, иди к нам тоже.
Ипполит подошел к столу, где Торсвик разливала тягучий пряный напиток. Слуги молча пили бальзам из широких чаш под тиканье больших настенных часов. Они знали, какое событие отмечает карлица, что в ее деле все идет хорошо, но они также чувствовали, что она сильно нервничает.
— Сегодня замечательный день, — говорила она им.
Луиза поджидала Якова в Сокольниках, где он любил совершать пробежку.
— Яков, — позвала карлица.
Яков остановился не сразу. Печальный и погруженный в свои мысли, он никого не замечал. Лишь после второго оклика он оглянулся на Луизу.
— Присядь со мной, — мягко, но властно сказала карлица.
— Не могу, мне надо бежать, извини.
— Да от кого ж ты бежишь? Подожди. Я хочу кое-что предложить тебе.
Яков остановился не потому, что его заинтересовало предложение Луизы, а потому что услышал, как ее голос дрогнул, и ему стало жаль ее.
Луиза довольно быстро приблизилась к нему.
— Постой, — сказала она взволнованно. — Я хочу предложить тебе партнерство. Мне нужен помощник в моих делах, и я уверена — лучше тебя мне не найти. Поверь, я знаю, что говорю. Ты даже не представляешь, какие грандиозные проекты тебя ожидают! Перед тобой откроется весь мир! Ты побываешь везде, где только захочешь, я покажу тебе те места, которые видят очень немногие люди. Я открою для тебя множество тайн, научу тому, что не подвластно смертным. Это твой блестящий шанс, какой не выпадает обычным людям. Не упусти его.
Яков внимательно выслушал ее.
— Нет, Луиза. Я всего этого не хочу, — он набрал побольше воздуха в легкие, словно для смелости. — И вообще, мне ничего от тебя не надо. Более того, я прошу тебя навсегда уйти из моей жизни. Все, хватит.
Луиза смотрела в спину быстро удаляющемуся Якову, его пробежка теперь превратилась в самое настоящее бегство от нее. Крупные слезы катились по ее веснушчатому лицу. Луиза плакала первый раз в своей жизни.
— А я ведь могу просто стереть тебя в порошок. Это так просто…
В съемной квартире карлицы было суетно. Она собиралась съезжать.
— Я вам говорила, что из этого ничего не выйдет, — делилась Далва с Бульдонежем, складывая на кухне банки в корзину. — Но это еще все хорошо закончилось.
— Такая уж у нас влюбчивая хозяйка, — отвечал Бульдонеж. Он перетягивал бечевкой коробки. — Видимо, здесь ничего не поделать. Бедняжка, она будет мучиться все время в своей безответственности. Должно быть, в этом есть какой-то смысл. Не зря же болтунья Тина однажды сказала, что весь этот мир держится на безответной любви злой карлицы — нашей госпожи.
Далва покачала головой.
Злая карлица Луиза со своим кортежем покинула город на рассвете в направлении аэропорта.
Сквозь плотную ткань портьер солнечный свет почти не проникал. Приятный полумрак завладел пространством — то была небольшая столовая комната. Ее стены, обшитые резными дубовыми панелями, источали уютное древесное тепло. В центре стоял массивный стол овальной формы, накрытый голубой льняной скатертью. Шесть громоздких стульев с витыми подлокотниками и высокими спинками стройным оцеплением выстроились вокруг охраняемой столешницы. В углу висела большая клетка с певчими птицами.
За столом спиной к окну сидела Рогнеда с забранными в пучок волосами. Ее открытое широкое лицо располагало к себе, оно дышало покоем. Серо-зеленые глаза дамы мягко улыбались сидящему напротив племяннику.
— Яша, как я по тебе соскучилась, — сказала она голосом негромким и плавным. Она чуть всплеснула руками, соединила пальцы на уровни груди, затем поставила локти на стол и положила в чашу своих ладоней безукоризненно ухоженную голову. Тетка любовалась своим мальчиком.
— Как мне хорошо здесь у тебя, как будто и не уходил никуда отсюда, — признался Яков.
Рогнеда накрыла стол тем, что так любил Яша в детстве. В глубокой вазе лежали крупные кисти зеленого и черного винограда. По многочисленным вазочкам и розеткам были разложены имбирные пряники, яблочные дольки в янтарной карамели, цукаты, конфеты, апельсиновое варенье, крендельки с тмином, соленое сырное печенье… Яков и Рогнеда пили кофе с корицей из чашек тончайшего китайского сервиза.
Рогнеда вспоминала разные истории из детства своего племянника, как он причинял ей доброе беспокойство, как был необыкновенно любознателен и, несмотря на проказы, не по годам благороден. Ее речи уносили Якова в безмятежность, где ничто не могло омрачать мыслей и чувств. Рогнеда как кот Баюн заговаривала все его тревоги, а Яков вспоминал, как в детстве тетка