Откровенные - Константин Михайлович Станюкович
Давно уже она похоронила любовь, простила свою обиду и забыла, что перенесла из-за Павлищева. Она не знала, где он, и не пыталась узнавать, никогда о нем не слыхала и только в минуты раздумья о своей неудачной жизни и о том, что сына нет отца, воспоминание о Павлищеве поднимало в ее душе больное чувство. И вот теперь она узнает, что Павлищев в Петербурге, что он — важный и влиятельный человек.
«И Бог с ним!» — подумала Марья Евграфовна, и была крайне изумлена, когда Бугаев стал, было, намекать ей о возможности какого-то будущего ее «счастья», если только она захочет воспользоваться случаем. Она даже, казалось, не понимала, какой может быть «случай», и довольно резко оборвала этот первый разговор Бугаева. «Ничего ей не надо от Павлищева. Она, слава Богу, ни в ком не нуждается!» — с горделивым чувством собственного достоинства прибавила Марья Евграфовна.
Но если ей ничего не надо было от Павлищева, тем не менее чисто женское чувство не то любопытства, не то, быть может, воспоминания о прежней любви к этому человеку, отцу ее ребенка, несколько взволновало ее, снова напомнив прошлое. Ей втайне хотелось подробнее узнать о нем: женат ли, есть ли дети, постарел или по-прежнему красив, счастлив ли он и вспоминает ли когда-нибудь о ней. Да, Марье Евграфовне очень бы хотелось все это знать теперь, когда, казалось, она давно порешила, что Павлищев бессердечный эгоист, и ей нет до него никакого дела. Но она, разумеется, ничего не спросила, точно Павлищев для нее перестал существовать.
Потерпев неудачу, Бугаев, по обыкновению, не смутился. Он только вытаращил на Марью Евграфовну глаза, словно бы удивляясь, что она осталась такой же «дурой», какой была и десять лет тому назад. Он все-таки не терял надежды воспользоваться ею. И теперь, после отказа Павлищева дать ему место, в его голове явился блестящий, по его мнению, план и при том самого решительного характера. Ничего нет легче, как привести его в исполнение. Не бойсь, тогда его превосходительство запоет.
* * *
Тихонько постучав в двери, Бугаев осторожно вошел в комнату Марьи Евграфовны.
— Не помешаю я вам, дорогая Марья Евграфовна? — спросил он, пожимая руку подошедшей к нему молодой женщины. — Надеюсь, Васе лучше?
— Спит! — тихим голосом промолвила Марья Евграфовна. — Садитесь, Евлампий Иванович, — прибавила она, указывая на кресло вдали от кровати и сама присаживаясь подле.
— И отлично, что спит, — таким же тихим голосом говорил и Бугаев, — сном всякие болезни проходят. Коли спит, значит, сил набирается. Надеюсь, у Васи ничего опасного нет?
— Доктор говорит, что ничего опасного. Грипп только… А все-таки…
Она не досказала о своем опасении, что может сделаться что-нибудь серьезнее гриппа, и вздохнула.
— А вы не волнуйтесь, дорогая. Не из-за чего волноваться и расстраивать себя… Сами берегите-то свое здоровье, благо Господь его вам дал… Эка, какая вы цветущая, Марья Евграфовна! вставил Бугаев, любуясь ее красивым лицом. — Вам надо беречь здоровье вон для этого молодца! — кивнул он головой на кровать. Вы ведь у него одна. Доктор сказал, что грипп, значит грипп и есть. Так-то, Марья Евграфовна…
И, помолчав с минутку, продолжал:
— А знаете ли, Марья Евграфовна, у кого я сейчас был? Ходил просить места!
— У кого?
— У Павлищева.
— Ну и что же, успешно ходили? — спросила молодая женщина.
Бугаев горько усмехнулся.
— Отказал, Марья Евграфовна. И даже узнать не пожелал. И когда я ему сказал, что десять лет тому назад мы были сослуживцами, он проговорил «помню» и так, знаете ли, проговорил, что словно водой холодной облил… Еще бы… Он нынче важный стал… Персона в некотором роде, но, уж только извините, Марья Евграфовна, а я прямо скажу, какая он там ни будь персона, а прямо бесстыжий человек… Уж как я его просил… объяснял свое положение… Вы ведь знаете, каково оно?.. Ни капли жалости. И если бы вы знали, какую он важность на себя напускает!? В вид-мундире, знаете ли… Тут звезда… Владимир на шее, одет с иголочки… франт… раздушен… Сзади стоит чиновник… а ведь прежде… помните ли, когда он в Черногорске-то был?
— Но, может быть, в самом деле, у него места нет? — проговорила Марья Евграфовна и почему-то вдруг покраснела.
— У него-то нет!? Я узнавал, места есть… Да, захоти он, так, по его рекомендации, где угодно место бы нашлось в другом месте, потому что Павлищев сила, правая рука министра… Вот кто он такой… А вы: «нет места»! Эх, как посмотрю, Марья Евграфовна, вы, кажется, и до сих пор думаете, что это человек… С вами-то как он поступил, а?.. Надо, ведь, быть великим, я вам доложу, негодяем, чтобы так поступить… А вы еще готовы за него заступаться!..
— Я не заступаюсь. Там, что было со мной, — это другое дело… Об этом нечего говорить… Так он стал важный? И верно постарел? — с любопытством спросила Марья Евграфовна.
— Какое!? прошипел Бугаев… — Совсем молодой… Жених, да и только!
— Разве он не женат?
— То-то нет… Верно подцепит какую-нибудь богатую невесту. Еще бы… Такая карьера. Выбирай кого хочешь с миллионом в придачу! А это вы напрасно, что не стоит говорить… Именно, стоит, Марья Евграфовна… И я считаю долгом честного человека сказать вам, — сердитесь там или нет, — что вам следует подумать хоть о своем сыне, если вы о себе не хотите подумать… Бились вы, всего переиспытали, знаете, как это сладко, так неужели вы хотите, чтобы и сын ваш мог рисковать тем же… Ходить, знаете ли, и клянчить места… да еще, вдобавок, с позволения сказать, незаконный сын…
— Тише… тише, ради Бога! — взволнованно промолвила Марья Евграфовна. — Вы разбудите Васю!
И она пошла своей легкой, уверенной походкой взглянуть на мальчика. Тот крепко и спокойно спал.
— Я не понимаю, Евлампий Иванович, что вы хотите сказать?.. Уж не в первый раз я слышу ваши намеки, — проговорила Марья Евграфовна, возвращаясь к Бугаеву.
— Очень просто, что я хочу сказать,
