Без исхода - Константин Михайлович Станюкович
— Отчего вы своим делом не занимаетесь?
— Занимаюсь.
— Принесите книги.
Посмотрели, книги бухгалтерские исправны.
— Зачем вы уроки даете?
Глеб объяснил. Далось разрешение. Удовлетворились. Видят, рабочие меньше пьянствуют. Дело пошло на лад. Пригласил Глеб знакомого доктора и еще кой-кого. Кажется, всем бы радоваться? Нет. Опять призывают Глеба.
— Отчего вы своим делом не занимаетесь?
— Занимаюсь.
— Покажите книги!
Осмотрели, исправны.
— Но вы рабочих развращаете!
— Чем, помилуйте?
— Вы им объясняете, что выгодно работать на себя.
— Да помилуйте… разве в том, что дважды два…
— Я арифметику знаю и без вас и в доказательство могу сказать вам, сколько вам следует получить жалованья за пятнадцать дней, то есть до первого, так как с этого числа вы свободны.
Не один такой пример припомнился Глебу. Думал он идти прямо и скоро пришел к убеждению, что не всегда прямая линия есть кратчайшее расстояние между двумя точками.
В один из осенних дней, возвратясь с дальнего урока, Глеб нашел у себя письмо с черною печатью. В письме мать уведомляла о смерти отца и звала скорей приехать. Глеб поехал, привез с собой мать и приютил ее. Старуха, на закате жизни, нашла наконец тихий угол, жизнь без брани, побоев и упреков.
Опять уроки, чтение, уроки и жизнь в маленьком приятельском кругу.
А молодая сила рвалась наружу и, казалось, могла бы горы сдвинуть. Да и сдвигались горы в воображении. Каких только картин не рисовала задорная молодость. Каких только мечтаний не лелеялось ею.
Мечты разбивались. Безумец снова шел за ними, опять ускользали они, и он в конце концов оставался без положения, без профессии, без определенных средств к жизни.
И что всего хуже: ни сознания полезности, ни личного счастья — ничего!..
«Хорошо ученым, — размышлял он. — Они замкнутся в кабинете, глядят на мир объективным оком и жизнь кладут в науку. Хорошо писателю, — он внутренний мир свой, свои воззрения высказать может… А наш брат, обыкновенный смертный, человек толпы?.. Что он, если голова работает, не срослась с желудком и не увлеклась окладами?»
А нужные люди в дальнем углу говорили без умолку о водопроводах. Глеб в душе пожелал им всех благ, закрыл глаза и скоро заснул под журчанье будущих фонтанов во всех уездных городах.
VII
После четырех суток езды по железным дорогам, перенесшим Черемисова из петербургских болот в теплые южные степи, дышавшие ароматом свежих сочных трав, рано утром, на пятый день, поезд пришел в Грязнополье.
«Городок красивый!» — сказал Черемисов, оглядывая с платформы раскинувшийся на склоне горы небольшой городок, весь укутанный зеленью и цветами распустившихся груш, яблонь и слив. Справа — стальной узкой лентой, сливаясь с бархатным ковром зелени, вилась речка, пробегая под самым городом; сейчас, рукой подать, у вокзала, раскинулась тенистая роща, еще не вырубленная для растопки локомотива, откуда доносился свист птицы, точно негодующей на глухое ворчанье паровика, выпускающего пары. Утро стояло прелестное.
Полюбовавшись городом, Черемисов собирался уже уходить с платформы, как вдруг обратил внимание на торопливо проходившего молодого человека в форменной фуражке служащих при железной дороге, который низеньким тенорком отдавал какое-то приказание кондуктору. Голос и фигура молодого человека показались знакомыми Глебу. В его памяти пронеслось знакомое, веселое лицо приятеля. «Не может быть!» — подумал Черемисов. В это время форменная фуражка повернулась.
— Крутовской! — крикнул Глеб.
— Черемисов!
Молодые люди обнялись.
— Как я рад! — скороговоркой заговорил Крутовской. — Как рад! — повторил он, снова пожимая руки Глеба и оглядывая его бойкими, небольшими черными глазами. — Не изменился, только борода отросла… А ведь четыре года не видались!
— А вас, Крутовской, трудно узнать! Похудели, видно кормы плохи. Взгляд тот же! — прибавил Глеб. — Глаза по-прежнему бегают, как мышата.
— Похудеешь, — улыбнулся Крутовской, — дежуря по суткам на станции; я служу здесь, как видите по фуражке, багажным кассиром… Поскитался-таки… Через десять минут я свободен и тащу вас к себе пить чай… Впрочем, главного не спросил, — вы не дальше?..
— Нет.
— Остаетесь здесь? — обрадовался Крутовской.
— На целый год. Приехал обучать одного юношу.
— И прекрасно, значит, ко мне! Я вот только кончу свои государственные соображения насчет составления поезда. Идите в вокзал и ждите меня! — оборвал Крутовской и торопливо пошел отдавать свои приказания.
Черемисов поглядел ему вслед и пошел в вокзал.
Глеб знал Крутовского давно, еще в то время, когда он, молодой, блестящий офицер генерального штаба, бросил службу и поступил в университет. Отец Крутовского, старый боевой генерал и стоик, прервал всякие сношения с сыном после его отставки и не велел домашним произносить имени Володи. «У меня нет более сына!» — сказал он своей дочери, отворачиваясь и хмурясь, чтобы скрыть навернувшиеся, помимо воли его, слезы. «Не говори мне о нем… Я думал, он пойдет по следам отца… будет способный, дельный офицер, а он…» Старик не докончил и заперся в кабинете, в том самом, где, бывало, за картой, истыканной булавками, он с Володей, еще пажом, разбивал всех великих полководцев от Аннибала до Наполеона.
С тех пор блестящий офицер стал кое-как перебиваться уроками и статейками. Занимался он недурно, но неусидчиво; он больше все схватывал, чем изучал, все ему давалось легко, но зато и ничего он не знал основательно. К тому же его грыз литературный червяк. Он начал со стихов и под конец уже стал печатать небольшие критические статьи в маленьком журнале, где скоро сделался одним из деятельных сотрудников, писал много и скоро рассказы, статьи, компиляции. Приятели уже прозвали его «литератором» и считали, что он может быть не бесполезным рядовым в литературе, как в одно прекрасное утро начинающий литератор должен был оставить Петербург…
— Вот я и свободный гражданин! — весело засмеялся Крутовской, хлопая по плечу Черемисова. — Едемте чай пить. Люда дожидается!
— Какая Люда?
— Забыл сказать, — расхохотался Крутовской. — Людмила Николаевна, моя жена.
— Вы женаты? Вы, непоседа, беспокойный характер?
— Три года, сэр. В Угрюмове (слышали про такой городок?) сочетался законным браком. Уже и первенец есть….
— А литература как?
Крутовской нервно улыбнулся.
— Таланту мало. На большую вещь не хватает.
— Пробовали?
— Пробовал и недоволен. Или вы забыли меня? Я до сих пор норовлю луну за хвост поймать!
— И надеетесь еще?
— По временам.
Черемисов умолк. Видно было, Крутовскому не по нутру был этот разговор, шевеливший еще не совсем схороненные надежды…
— Однако едем. Я есть хочу! —
