Аэростаты. Первая кровь - Амели Нотомб

– Но глубина его дружеских чувств потрясает!

– Нет. У негодяев тоже бывают лучшие друзья, вот и все.

– Я вот думаю, не слишком ли близко к сердцу вы приняли дело троянцев?

– Я же сказал, что полюбил Гектора. Я ассоциирую себя с ним. Читая “Красное и черное”, я не мог отождествлять себя с Жюльеном – и тем более с женщинами. А с Гектором это произошло само собой.

– Надеюсь, не только из-за приступа астмы.

– Нет, конечно. Там есть много примеров его благородства. Но в астме проявляется его отвращение. И мне это знакомо.

– Слушайте, я очень довольна. Вы прочли “Илиаду” так, как никто из мне известных людей. Это настоящее чтение.

– Да. К сожалению, “Илиады” нет в программе по французской литературе.

– Есть теория, согласно которой всякий роман по сути своей – это или “Илиада”, или “Одиссея”. Так что о лучшей подготовке и мечтать нельзя.

– Похоже, мне придется читать “Одиссею”?

– Конечно. Не хмурьтесь. Вам же так понравилась “Илиада”!

– “Одиссея” – это про Одиссея. А у меня на него зуб, я же говорил.

– В “Одиссее” совсем другой Одиссей. Впрочем, не важно, вы так заинтересовали меня своей реакцией на “Илиаду”, что мне теперь хочется узнать, как вы воспримите “Одиссею”.

– Поделом мне!

Я засмеялась и вышла. Как я и опасалась, отец поймал меня у выхода.

– Месье, мне неприятно, что вы шпионите за нами во время уроков, – заявила я резко.

– А я в себя не могу прийти от того, что услышал. Когда сын сказал мне, что прочел “Илиаду”, я решил, что он врет.

– Видите, не так плоха была моя идея.

– Да, признаю.

– Значит, вы можете мне доверять и перестать следить за нами.

– Я не вам не доверяю, мадемуазель.

– Если бы ваш сын знал, что вы тайком присутствуете на наших занятиях, он бы взбесился. И я бы его поняла.

– Я всей душой люблю Пия.

– Странное проявление любви.

– Запрещаю вам судить меня!

– Вы, однако, позволяете себе судить меня. Я не забыла, что вы мне вчера сказали. Вы говорили со мной как с невменяемой.

И я покинула особняк с высоко поднятой головой, не подав и виду, что накануне, когда я отсюда выходила, я тоже считала себя невменяемой.

Прошло четыре дня, прежде чем месье Руссер снова мне позвонил.

Я пришла во второй половине дня в назначенное время. Дверь мне открыл Пий. Он провел меня в гостиную с той чрезмерной любезностью, которая меня коробила, но, по счастью, исчезала, когда он начинал говорить.

– На “Илиаду” один день, а на “Одиссею” четыре. Почему так?

– Я устал. Не спал всю ночь, читая “Илиаду”.

– Понимаю. А еще?

– Мне понравилась “Одиссея”. Но все-таки меньше, чем “Илиада”. Это всего лишь история одного человека.

– Ошибаетесь.

– Ну да, согласен, есть его спутники, жена, сын. Персонажи второго плана. А “Илиада” – это не история Ахилла. Это история противостояния между народами.

– На самом деле вы просто не любите Одиссея.

– Да, правда. Нельзя любить одновременно и Гектора, и Одиссея.

– Вы же не будет одержимы Гектором вечно.

– Почему бы и нет?

– Ладно. Гектор погиб в предыдущей серии. Перевернем страницу. Чем вам не мил Одиссей?

– Он врет, как дышит!

– Нет. Он не врет, а пускается на хитрости. Иначе смерть.

– Лучше б он умер.

– Если б он умер, не было бы “Одиссеи”.

– Мне хватает “Илиады”.

– Слушайте, в прошлый раз вы просто блистали, а сейчас говорите чепуху.

– Сожалею. Я люблю истории про войну. Я бы ни за что не хотел пережить войну в реальности, но в литературе – как же это здорово! Без войны литература превращается в историю любви и амбиций.

– В “Одиссее” не только любовь и амбиции, там много чего есть.

– Да. Сюжет с циклопом мне очень понравился.

– А, все-таки!

– Но я считаю, что Одиссей гнусно поступил с Полифемом.

– Лучше бы он позволил ему сожрать себя и своих спутников?

– Ну, допустим, вы правы. Хотя Полифем мне симпатичен, и я ему сочувствую. Но вы же не станете утверждать, что Одиссей хорошо поступил с Навсикаей!

– Он не сделал ей ничего плохого!

– Шутите! Он стоит перед ней голый и держит пылкую речь – перед неопытной девушкой, которая еще ничего не знает о жизни, – а потом, когда ее отец дал ему корабль, он ее бросил.

– Он должен был вернуться к жене.

– Хватился, очень вовремя вспомнил о жене! А что станется с бедной Навсикаей?

– Никогда бы не предположила, что вы станете сострадать девушке.

– Скажите прямо, что считаете меня толстокожей скотиной.