Борис Зайцев - Ариадна
Игумновъ. — А ежели тебя и не любили никогда, ну, а ты самъ… Э-эхъ, жизнь наша малиновая!
Машинъ. — Это ужъ, батюшка… (Улыбается). Что ужъ тутъ! (Разводитъ руками.)
Лапинская (задумчиво). — Если тебя разлюбили, то — чемоданы укладывать.
Саламатинъ (въ балконной двери). — Э, да позвольте…
Арiадна (медленно раздвинула портьеру. Тамъ видно зарево.) — Усачевка горитъ.
Перелeшинъ. — П-жа-р-ръ! И никакихъ рябчиковъ.
Игумновъ (вскакивая и оборачиваясь). — Фу, чортъ. Какъ пóлыхаетъ.
Всe толпятся у оконъ. Слышны возгласы: «А не Гаврюхино?» — «Нeтъ,
Гаврюхино правeй».
Саламатинъ (Арiаднe). — Это далеко?
Арiадна. —Двe версты. Лeтникомъ ближе.
Саламатинъ. — Ѣдемъ.
Арiадна. — Нeтъ. Не хочу.
Лапинская. — Если тебя разлюбили…
Игумновъ (взволнованно). — Тутъ насосишко есть… въ вашъ автомобиль можно?
Саламатинъ. — Есть! Черезъ пять минутъ трогаемся, черезъ десятъ тамъ. (Оборачивается къ Арiаднe.) У руля самъ.
Игумновъ. — Сейчасъ. Переодeнусь только. Леонидъ, твои сапоги надeваю. (Уходитъ).
Арiадна (Саламатину). — Сергeй хоть помогать будетъ… А вы?
Саламатинъ (вспыхивая). — Нынче ваше рожденiе. Не хочу ссориться.
Генералъ (направляясь къ выходу на террасу). — Чисто русская картина. Горитъ деревня, но мы, баре, обязательно должны принять участiе. Ибо и насосы, и таланты, и альтруистическiя чувства — все у насъ. А-ха-ха… Не могу утерпeть. Иду, лeтничкомъ.
Арiадна (садится въ креслe у открытаго окна.) — Идите, друзья, кто куда хочетъ. Я не двинусь.
Одни — чтобы итти, другiе, чтобы удобнeе было глядeть, — всe выходятъ на балконъ. Остается Перелeшинъ у столика съ виномъ.
Перелeшинъ (наливая рюмку). — И пусть волнуются. (Выпиваетъ.) Уд-дивительно, какъ полируетъ кровь.
Арiадна (какъ бы про себя.) — Страшенъ пожаръ въ деревнe. Господи, дeтишки какъ бы не погорeли… (Встаетъ, холодно.) А впрочемъ… не все ли равно? (Перелeшину.) Философъ — знай себe потягиваетъ.
Перелeшинъ. — И правъ. Пожаръ прогоритъ, и никакихъ рябчиковъ.
Арiадна. — Аркадiй Карпычъ, знаете вы, что такое смертная тоска?
Перелeшинъ. — Когда по векселишкe платить нечeмъ.
Арiадна. — Мнe разсказывали, у одного человeка зубъ болeлъ двое сутокъ. Это въ деревнe было, помочь некому. Онъ ходилъ, ходилъ, да изъ револьвера себe въ голову бацъ. И все тутъ.
Перелeшинъ. — Надо было iодомъ.
Арiадна. — Ужъ не знаю. (Минуту полчитъ, потомъ оборачивается на зарево.) Боюсь я пожаровъ.
Перелeшинъ. — Если отъ насъ далеко, то ничего.
Арiадна (вздрагивая, какъ бы отъ воспоминанiя). — Ну, такъ. Налейте рюмку. (Онъ наливаетъ, она беретъ, и съ этой рюмкой медленно, чтобы не расплескать, идетъ къ двери въ свою комнату.)
Перелeшинъ. — Куда-жъ это?
Арiадна (невнятно.) — Ничего… ничего. Простите.
Перелeшинъ. — Ф-ть! Въ одиночествe желаетъ дернуть. (Беретъ бутылку и протягиваетъ. Арiадны уже нeтъ). Могу еще предложить. А… а впрочемъ, нeтъ. (Обнимаетъ бутылку, и гладитъ.) Мам-мочку не от-дамъ! У сердца. (Пробуетъ засунутъ въ жилетный карманъ, не лeзетъ). Ну, ладно. (Встаетъ.) Мы на вольный воздухъ. Тамъ, пожары пожарами, а мы… для полировки крови.
Пошатываясь, идетъ къ выходу, все обнимая бутылку. Ему навстрeчу съ балкона Дарья Михайловна. Она входитъ торопливо, взолнованно.
Дарья Михайловна. — Право, такой ужасъ. Усачевка вся выгоритъ.
Перелeшинъ. — А вы уже… съ п’жа-ра?
Дарья Михайловна. — Нeтъ, дома была. Никого нeтъ? (Оглядывается). Я ложиться ужъ собралась, и вдругъ зарево это, набатъ. Слышите? (Вдали звуки набата.) Вы Сергeя не видeли?
Перелeшинъ. — Им-мeлъ, несравненное удовольствiе. Онъ, кажется, eдетъ на пожаръ. Равно и госпожа Ла. Лап-апинская.
Дарья Михайловна. — Ко мнe не зашелъ…
Перелeшинъ (уходя). — Этого не знаю. Не могу знать. (Уже съ балкона, громко и пьяно.) Не могу знать!
Дарья Михайловна (одна). — Во весь вечеръ не вспомнить… (Опускается къ столику.) Знаетъ, что я одна въ домe…
За дверью въ комнату Арiадны громкiе голоса, какъ бы шумъ борьбы.
Дарья Михайловна настораживается.
Игумновъ спиной распахиваетъ дверь и за руку выволакиваетъ Арiадну.
Другой рукой пытается вырвать у нея коробочку.
Игумновъ. — А я тебe говорю: отдашь.
Арiадна (отбиваясь). — Отстань! Сумасшедшiй!
Игумновъ. — Я? (Разжимаетъ ей пальцы.) Нeтъ-съ, это ужъ… кто-то другой.
Арiадна (бросается на него.) — Какъ ты…
Игумновъ въ раздраженiи отталкиваетъ ее, и такъ сильно, что она падаетъ на диванъ. Самъ онъ разсматриваетъ коробочку. Дарья Михайловна, до сихъ поръ неподвижная, вскакиваетъ и бросается къ нему. Съ балкона вбeгаетъ Полежаевъ.
Полежаевъ. — Сергeй?
Игумновъ (увидeвъ жену). — А, и ты тутъ. (Полежаеву, рeзко.) Вотъ тебe и Сергeй!
Полежаевъ (глядя на Арiадну, лежащую на диванe, головой въ руку.) — А-а!
Игумновъ. — Не зайди я случайно къ ней въ комнату… (Швыряетъ коробочку въ окно.) Черти полоумные! Фу! (Подходитъ къ столику, наливаетъ вина. Руки у него дрожатъ.) Возвышенности! Смерть! Любовь! А, да, можетъ, и правда такъ надо (Пьетъ. Подымаетъ голову на Дарью Михайловну.) И ты пришла. Молчишь, но у тебя въ глазахъ укоръ. Что-жъ, укоряй.
Дарья Михайловна. — Я ничего, Сережа…
Игумновъ. — О, Боже мой! (Слышенъ рожокъ автомобиля. Игумновъ какъ бы сбрасываетъ съ себя нeчто.) Ѣдемъ. Мы — на пожаръ. А тамъ видно будетъ.
Быстро выходитъ. Арiадна лежитъ недвижно. Полежаевъ сeлъ въ кресло, съ ней рядомъ; онъ закрылъ лицо руками.
Такъ продолжается нeкоторое время. Дарья Михайловна встаетъ, подходитъ къ Полежаеву, цeлуетъ его въ лобъ и удаляется. Спустя минуту Арiадна поворачиваетъ голову, приподымается.
Арiадна. — Ушелъ, рыцарь. Что я имъ, право? (Рeзко.) Да не хочу я, чтобъ меня спасали. И все тутъ. Не желаю. (Оглядываясь на Полежаева.) Вотъ, тоже… Благодeтель человeчества. Плачешь?
Полежаевъ. — Нeтъ.
Арiадна. — Угнетаемая невинность.
Полежаевъ (вдругъ встаетъ.) Ну, прощай, Арiадна.
Арiадна. — На пожаръ?
Полежаевъ (какъ бы разсeянно). — Нeтъ… такъ… вообще.
Арiадна. — То-есть какъ же?
Полежаевъ. — Я тоже не хочу, чтобы меня спасали.
Арiадна (удивленно). — Ничего не понимаю.
Полежаевъ. — Ну, и что-жъ? (Онъ теперь задумчивъ, какъ бы во власти какой-то мысли. Очень покойно). — Ненавидишь меня, и ладно.
Арiадна. — Даже радъ!
Полежаевъ. — Выйду, и все буду итти. Зайду въ рeку, и все буду итти, станетъ по горло… а потомъ ничего… И такъ будетъ покойно.
Арiадна. — Зачeмъ же… тебe?
Полежаевъ. — И меня приметъ вeчность. Если ты — и я.
Арiадна. — Погоди, Леонидъ, сядь… (Указываетъ мeсто рядомъ.)
Полежаевъ (садится и смотритъ на нее какимъ-то страннымъ взоромъ). — Ты теперь кажешься мнe очень далекой.
Арiадна (подавленно.) — Раньше ты этого не говорилъ.
Полежаевъ. – Со мной раньше такого не было.
Аріадна. ‑ Это самое и я чувствовала, когда… Да, но ты… тебe.
Полежаевъ. — Что же я? Нeтъ, ничего. (Встаетъ.)
Арiадна. — Постой. (Удерживаетъ его.) Ну вотъ, теперь ты… Ахъ, какая тоска.
Полежаевъ. — Мнe жаль тебя, Арiадна. Тeмъ болeе, что виноватъ я. Но ужъ теперь что же дeлать.
Арiадна. — Ты какъ странно говоришь. Мнe даже страшно. Да позволь… Я никакъ не ожидала. (Беретъ его за руку.) Почему такiя холодныя руки? Ты нездоровъ?
Полежаевъ. — Я — ничего.
Арiадна (взволнованно). — Ты все твердишь: ничего, ничего, а самъ какой-то оледенeлый… (Трясетъ его слегка за плечи, заглядываетъ въ глаза.) Да что съ тобою? Леонидъ? Ты съ ума сходишь? (Полежаевъ склоняетъ голову все ниже, къ колeнямъ, зажимаетъ лицо руками, и вдругъ валится головой впередъ, на коверъ. Съ нимъ истерика. Стоя на колeняхъ, съ головой въ рукахъ на коврe, онъ судорожно рыдаетъ въ этой нелeпой позe.) Леонидъ, ну погоди… Леонидъ, ну что-жъ это такое, я сама сейчасъ зареву! (Пытается его поднять.) Ну, что-жъ ты… (Вдругъ обнимаетъ его голову и тоже рыдаетъ.) Это я тебя замучила! Это я! Ахъ, если бы ты зналъ. Нeтъ, этого ты понять не можешь. (Садится съ нимъ рядомъ на коверъ, кладетъ его голову себe на колeни. Изступленно цeлуетъ его волосы.) Милые мои… волосы, плечики. Ты этого понять не можешь… Я, конечно, сама сумасшедшая. Я вeдь совсeмъ рeшила умереть. Ты очень страдалъ? (Полежаевъ продолжаетъ рыдать.) Даша тебя въ лобъ поцeловала. Значитъ, жалeетъ. Милый, милый!
