Афанасий Фет - Соловей и роза
«С корзиной, полною цветов, на голове…»
С корзиной, полною цветов, на головеИз сумрака аллей она на свет ступила, —И побежала тень за ней по мураве,И пол-лица ей тень корзины осенила;
Но и под тению узнаешь ты как разПриметы южного созданья без ошибки —По светлому зрачку неотразимых глаз,По откровенности младенческой улыбки.
«Питомец радости, покорный наслажденью…»
Питомец радости, покорный наслажденью,Зачем, коварный друг, не внемляприглашенью,Ты наш вечерний пир вчера не посетил?Хозяин ласковый к обеду пригласилВ беседку, где кругом, не заслоняя сада,Полувоздушная обстала колоннада.Диана полная, глядя между ветвей,Благословляла стол улыбкою своей,И яства сочные с их паром благовонным,Отрадно-лакомым гулякам утонченным,И – отчих кладовых старинное добро —Широкодонных чаш литое серебро.А ветерок ночной, по фитилям порхая,Качал слегка огни, нам лица освежая.Зачем ты не сидел меж нами у стола?Тут в розовом венке и Лидия была,И Пирра смуглая, и Цинтия живая,И ученица муз Неэра молодая,Как Сафо, страстная, пугливая, как лань…О друг! я чувствую, я заплачу ей даньЛюбви мечтательной, тоскливой, безотрадной…Я наливал вчера рукою беспощадной, —Но вспоминал тебя и, знаю, вполпьянаМешал в заздравиях я ваши имена.
«В златом сиянии лампады полусонной…»
В златом сиянии лампады полусоннойИ отворя окно в мой садик бдаговонный,То прохлаждаемый, то в сладостном жару,Следил я легкую кудрей ее игру:Дыханьем полночи их тихо волновалоИ с милого чела красиво отдувало…
«Уснуло озеро; безмолвен черный лес…»
Уснуло озеро; безмолвен черный лес;Русалка белая небрежно выплывает;Как лебедь молодой, луна среди небесСкользит и свой двойник на влаге созерцает.
Уснули рыбаки у сонных огоньков;Ветрило бледное не шевельнет ни складкой;Порой тяжелый карп плеснет у тростников,Пустив широкий круг бежать по влаге гладкой.
Как тихо… Каждый звук и шорох слышу я;Но звуки тишины ночной не прерывают, —Пускай живая трель ярка у соловья,Пусть травы на воде русалки колыхают…
К красавцу
Природы баловень, как счастлив ты судьбой!Всем нравятся твой рост, и гордый облик твой,И кудри пышные, беспечностью завиты,И бледное чело, и нежные ланиты,Приподнятая грудь, жемчужный ряд зубов,И огненный зрачок, и бархатная бровь;А девы юные, украдкой от надзора,Толкуют твой ответ и выраженье взора,И после каждая, вздохнув наедине,Промолвит: «Да, он мой – его отдайте мне!»Как сон младенчества, как первые лобзаньяС отравой сладкою безумного желанья,Ты полон прелести в их памяти живешь,Улыбкам учишь их и к зеркалу зовешь;Не для тебя ль они, при факеле Авроры,Находят новый взгляд и новые уборы?Когда же ложе их оденет темнота,Алкают уст твоих, раскрывшись, их уста.
Золотой век
Auch ich war in Arkadien geboren.
Schiller[1]Я посещал тот край обетованный,Где золотой блистал когда-то век,Где, розами и миртами венчанный,Под сению дерев благоуханнойБлаженствовал незлобный человек.
Леса полны поныне аромата,Долины те ж и горные хребты;Еще досель в прозрачный час закатаГлядит скала, сиянием объята,На пену волн эгейских с высоты.
Под пихтою душистой и красивойПод шум ручьев, разбитых об утес,Отрадно верить, что Сатурн ревнивыйНад этою долиною счастливойВек золотой не весь еще пронес.
И чудится: за тем кустом колючимРумяных роз, где лавров тень легла,Дыханьем дня распалена горючим,Лобзаниям то долгим, то летучимМенада грудь и плечи предала.
Но что за шум? За девой смуглолицейВослед толпа. Всё празднично кругом.И гибкий тигр с пушистою тигрицей,Неслышные, в ярме пред колесницейИдут, махая весело хвостом.
А вот и он, красавец ненаглядный,Среди толпы ликующих – Лией,Увенчанный листвою виноградной,Любуется спасенной Ариадной —Бессмертною избранницей своей.
У колеса, пускаясь вперегонку,Нагие дети пляшут и шумят;Один приподнял пухлую ручонкуИ крови не вкусившему тигренкуДает лизать пурпурный виноград.
Вино из рога бог с лукавым ликомЛьет на толпу, сам весел и румян,И, хохоча в смятеньи полудиком,Вакханка быстро отвернулась с крикомИ от струи приподняла тимпан.
Венера Милосская
И целомудренно и смело,До чресл сияя наготой,Цветет божественное телоНеувядающей красой.
Под этой сенью прихотливойСлегка приподнятых волосКак много неги горделивойВ небесном лике разлилось!
Так, вся дыша пафосской страстью,Вся млея пеною морскойИ всепобедной вея властью,Ты смотришь в вечность пред собой.
Сон и смерть
Богом света покинута, дочь Громовержцанемая,Ночь Гелиосу вослед водит возлюбленныхчад.
Оба и в мать и в отца зародилисьбессмертные боги,Только несходны во всем между собойблизнецы:
Смуглоликий, как мать, творец,как всезрящий родитель,Сон и во мраке никак дня не умеет забыть;Но просветленная дочь лучезарного Феба,дыханьем
Ночи безмолвной полна, невозмутимаяСмерть,Увенчавши свое чело неподвижной звездою,Не узнает ни отца, ни безутешную мать.
Море
«Ночь весенней негой дышит…»
Ночь весенней негой дышит,Ветер взморья не колышет,Весь залив блестит, как сталь,И над морем облаками,Как ползущими горами,Разукрасилася даль.
Долго будет утомленныйСпать с Фетидой Феб влюбленный,Но Аврора уж не спитИ, смутясь блаженством бога,Из подводного чертогаС ярким факелом бежит.
Вечер у взморья
Засверкал огонь зарницы,На гнезде умолкли птицы,Тишина леса объемлет,Не качаясь, колос дремлет;День бледнеет понемногу,Вышла жаба на дорогу.
Ночь светлеет и светлеет,Под луною море млеет;Различишь прилежным взглядом,Как две чайки, сидя рядом,Там, на взморье плоскодонном,Спят на камне озаренном.
«Как хорош чуть мерцающим утром…»
Как хорош чуть мерцающим утром,Амфитрита, твой влажный венок!Как огнем и сквозным перламутромУбирает Аврора восток!
Далеко на песок отодвинутТрав морских бесконечный извив,Свод небесный, в воде опрокинут,Испещряет румянцем залив.
Остров вырос над тенью зеленой;Ни движенья, ни звука в тиши,И, погнувшись над влагой соленой,В крупных каплях стоят камыши.
После бури
Пронеслась гроза седая,Разлетевшись по лазури.Только дышит зыбь морская,Не опомнится от бури.
Спит, кидаясь, челн убогой,Как больной от страшной мысли,Лишь забытые тревогойСкладки паруса обвисли.
Освеженный лес прибрежныйВесь в росе, не шелохнется. —Час спасенья, яркий, нежный,Словно плачет и смеется.
«Вчера расстались мы с тобой…»
Вчера расстались мы с тобой.Я был растерзан. – Подо мнойМорская бездна бушевала.Волна кипела за волнойИ, с грохотом о берег мойРазбившись в брызги, убегала.
И новые росли во мгле,Росли и небу и землеКаким-то бешеным упреком;Размыть уступы острых плитИ вечный раздробить гранитКазалось вечным их уроком.
А нынче – как моя душа,Волна светла, – и, чуть дыша,Легла у ног скалы отвесной;И, в лунный свет погружена,В ней и земля отраженаИ задрожал весь хор небесный.
Море и звезды
На море ночное мы оба глядели.Под нами скала обрывалася бездной;Вдали затихавшие волны белели,А с неба отсталые тучки летели,И ночь красотой одевалася звездной.
Любуясь раздольем движенья двойного,Мечта позабыла мертвящую сушу,И с моря ночного и с неба ночного,Как будто из дальнего края родного,Целебною силою веяло в душу.
Всю злобу земную, гнетущую, вскоре,По-своему каждый, мы оба забыли,Как будто меня убаюкало море,Как будто твое утолилося горе,Как будто бы звезды тебя победили.
Разные стихотворения
«Я знал ее малюткою кудрявой…»
Я знал ее малюткою кудрявой,Голубоглазой девочкой; онаКазалась вся из резвости лукавойИ скромности румяной сложена.
И в те лета какой-то круг влеченьяБыл у нее и звал ее ласкать;На ней лежал оттенок предпочтеньяИ женского служения печать.
Я знал ее красавицей; горелиЕе глаза священной тишиной, —Как светлый день, как ясный звук свирели,Она неслась над грешною землей.
Я знал его – и как она любила,Как искренно пред ним она цвела,Как много слез она ему дарила,Как много счастья в душу пролила!
Я видел час ее благословенья —Детей в слезах покинувшую мать;На ней лежал оттенок предпочтеньяИ женского служения печать.
«О, не зови! Страстей твоих так звонок…»
