Хозяин белых оленей - Константин Валерьевич Куксин
Арина улыбнулась нам, отложила шитье и поставила на огонь большой алюминиевый чайник. Мы сели на шкуры, и я огляделся. За спинами у нас был свернут красивый пестрый полог, противоположную сторону занимали ящики с посудой, коробки с продуктами: сахаром, мукой, крупами и макаронами. Ближе к священной стороне спала в меховой колыбели девочка.
— Это дочка наша, ей только два годика еще. Набегалась сегодня, с собаками наигралась, вот и заснула! — улыбнулся Алексей.
Мы пили вкусный, пахнущий дымком чай, хозяева угощали нас жареной рыбой, вареньем из морошки и брусники. Я рассказал о нашей экспедиции, показал фотографии музея и снимки из прошлых путешествий на Ямал, которые хотел подарить Гавриле.
— Какой у тебя чум широкий! Больше моего раза в два! — изумленно покачал головой ненец. — А Гаврилу Затруева я знаю, они иногда через наше озеро проходят, если на Большой Саурей идут…
— Иногда? — встревоженно спросила Саша. — То есть могут и не пройти здесь?
— Пройдут, не бойся! Гаврилу самого я давно не видел, а вот Коля, бригадир их, на Дне оленевода мне сказал, что в этом году они в горы пойдут. А если в горы, значит, им нашего озера и Заячьей сопки никак не миновать. Ворга здесь проходит…
— Что это — ворга? — спросил я.
— Пойдем, покажу! — Алексей поднялся и вышел из чума. Солнце почти касалось земли, и невысокие холмы, убегающие за горизонт, приобрели четкие очертания.
— Вон, смотри! — ненец показал на желтоватую полосу, тянущуюся на север по зеленой равнине, испещренной выступами скал, валунами, изрезанной лентами рек. — Это и есть ворга. Уже сотни лет здесь проходят аргиши ненцев, которые идут на священную гору Саурей. Трава и мох под полозьями нарт погибают, превращаясь в желтую дорогу тундры — воргу…
— А Заячья сопка — где она? — задала вопрос Саша.
— Да вы же прямо под ней палатку свою поставили! Наверное, поэтому ты ее и не увидела! — рассмеялся Алексей. — Заячья сопка — у ненцев святое место, там наверху священные камни лежат.
— Хорошо, что предупредил, Алексей! — очень серьезно сказал я. — А то мы думали оттуда наблюдать, не покажутся ли оленеводы!
— Да нет, подниматься-то можно, я сам туда хожу, бывает! — смутился ненец. — Просто она священная, и всё! Если про это помнить, то взбираться на нее можно!
Хозяева уговаривали нас переночевать у них в чуме, но мы не решились стеснять их, да и палатка с вещами осталась под Заячьей сопкой.
— Будем в гости ходить, Алексей! — улыбнулся я на прощание. — Так даже интереснее будет: то вы к нам зайдете, то мы — к вам. Не соскучимся, но и друг другу не надоедим. А то кто знает, сколько нам еще ждать оленеводов…
Олени идут!
Потянулись томительные дни ожидания. Мы ходили в гости к Алексею и Арине, поднимались на Заячью сопку, высматривая аргиши оленеводов, но за исключением поезда, один раз прошедшего по виднеющейся вдали железной дороге, да птиц, пролетающих на север над нашими головами, в тундре не было заметно никакого движения.
Вскоре у нас кончились купленные на станции продукты, и мы стали питаться рыбой, которой делились с нами ненцы. Я подарил Алексею хорошие снасти, и он теперь считал просто своим долгом снабжать наш маленький лагерь хариусами. Я хариусов солил, нанизывал их на палочки и жарил на углях костра. Хотя шашлычки получались очень вкусные, вскоре рыба стала нам надоедать. Но идти к магазину мы не хотели: боялись пропустить аргиши оленеводов.
Саша очень подружилась с Ариной, подарила ей мешочек бисера, иголки. Моя спутница помогала ненке шить, научилась выделывать шкуры, скручивать нитки из оленьих жил. Как-то вечером Арина разобрала свой вандей, в котором хранила зимние вещи, и нарядила Сашу настоящей ненкой — в роскошной ягушке, меховой шапке и кисах моя спутница была так похожа на коренную жительницу, что я со смехом спросил:
— Сашка, у тебя в роду точно не было хантов или ненцев, а?
— Не знаю, — пожав плечами, улыбнулась девушка. — Наша семья, вообще-то, с Урала, бабушка в Пермской области живет, так что всякое могло быть…
Я вместе с Алексеем вырезал заготовки для нарт, сгибал полозья, вытачивал хореи. За работой время пролетало быстрее, но через неделю ожидания у меня появились сомнения, что оленеводы вообще появятся у Заячьей сопки.
Как-то вечером к нашей палатке подошел Алексей, сел возле костра и сказал:
— Собирайтесь, завтра девятая бригада будет здесь!
— Как? Откуда ты знаешь? — наперебой стали мы задавать вопросы ненцу.
— Предчувствие! — подняв палец, веско сказал Алексей. — Рыба в озере волнуется, это верный признак!
— Как-как? — переспросила Саша, доставая блокнот. — Волнение рыбы — признак появления оленей? Так и запишу…
Алексей не выдержал и покатился со смеху:
— Шутка это, Саша! Не надо записывать! Сегодня приехал парень из их бригады, пастбища осматривал. Он и сообщил, что бригада в дневном переходе, завтра к вечеру будет здесь…
— Спасибо, Алексей! Пожалуй, ты прав — начнем собираться, а то за неделю мы здесь так расслабились, что на сборы не один час уйдет! — И я показал на поляну, где повсюду лежали котелки и миски, торчали вешала для рыбы, на растянутых между деревьями веревках сохли постиранные вещи.
Следующим утром мы позавтракали и отправились в гости к ненцам: вместе ждать появления оленеводов было как-то веселее. После обеда, когда мы пили чай в чуме, Алексей неожиданно поставил чашку на стол и коротко сказал:
— Идут!
Мы с Сашей выскочили из чума, но ничего не заметили — тундра по-прежнему была неподвижна и спокойна.
— Снова шутишь? — повернулся я к вышедшему за нами следом ненцу.
— Нет. Земля дрожит. Слушай землю! — тихо сказал ненец и замер.
Я расслабился, отпустив все мысли, и действительно почувствовал легкое дрожание земли. Гул становился все сильнее, и вдруг из-за ближайшей сопки показались первые олени.
— Идут! Олени идут! — закричал я и рассмеялся, как ребенок. — Мы дождались.
Стадо медленно выходило из-за склона, животных становилось все больше и больше, и вскоре все обозримое пространство было заполнено северными оленями. Самцы важно покачивали ветвистыми рогами, телята смешно подпрыгивали, догоняя важенок, а те подгоняли их мягкими носами.
Наконец показались и оленеводы. Одна за другой выезжали на склон сопки упряжки, по пятерке оленей в каждой. На нартах стояли мужчины в малицах, подгоняющие животных длинными хореями, выкрикивающие резкие гортанные команды.
— Это пастухи! — крикнул мне Алексей. Глаза ненца лихорадочно блестели, он следил за движениями оленей так, словно в руках его был аркан. Я понял, почему Алексей тоскует, живя на озере. Я словно ощутил всю его любовь к оленям, которые были символом подлинной
