Как читать книги - Моника Вуд
Петров прекращает размахивать руками – все-таки иногда он ко мне прислушивается. Еще один повод любить его. Наверное, миссис Роча чувствовала что-то схожее. Но только схожее. Никто на всей земле не может чувствовать то, что чувствую к нему я.
– Когда я впервые осознала, что Шарлотта умеет анализировать, я чуть сознание не потеряла. То же самое произойдет с каждым, кто увидит в ролике на «ютюбе», на что она способна.
– «Ютюб»! – бормочет он. – Цирк для безработных болванов.
– Миша, о твоей работе никто не знает. Ты публикуешь одно исследование в три года. К журналистам относишься как к врагам. На посетителей наводишь ужас. Миссис Роча рассказала мне, что журналиста из «60 минут» ты так оскорбил, что сюжет не выпустили в эфир.
– Могут ли птицы влюбляться! Да он же тупица!
– Боб и Алан влюблены.
– Вайолет. Ты испытываешь мое терпение.
– Шарлотте и ковбоям следует время от времени хвалиться своими свершениями, Миша. Лаборатории это пошло бы на пользу.
– Очень глупо называть птиц ковбоями.
– Глупее, чем Бобом и Аланом?
– Разве это я назвал их Бобом и Аланом?
– Нет, но называешь их именно так.
– Потому что это их имена, Боб и Алан. – Он немного успокоился, английский пришел в норму.
– Как бы назвал их ты?
– Первая птица, вторая птица.
– Доктор Петров, – говорю я. В воздухе что-то изменилось, мы смотрим друг другу в глаза. – Грустно это все.
– Я грустный? – спрашивает он. – Я похож на грустного человека?
Это прелюдия, но об этом никто, кроме нас, не знает.
– Здесь у нас не цирк, – продолжает он.
Ничто в выражении его лица даже отдаленно не соответствует словам, которые слетают с его чувственных губ.
Я стою на своем, смотрю на него снизу вверх, улыбаюсь. У нас тайна – в ней много-много поцелуев, – и всякий раз, когда он о ней вспоминает, его взгляд становится ну таким обольстительным, что меня охватывает жар. Я полюбила эти его настроения. Они делают нас ближе, я думаю, что он не любит жену, что жена не любит его и что я единственная, кто его понимает. Даже сейчас мне в этом трудно признаться.
Девушка-хиппи наблюдает за нами уже в открытую.
– Ты меня дразнишь, – говорит Миша.
– Да, доктор Петров, – очень серьезно киваю я. – Я вас дразню.
И он окончательно успокаивается – как происходит всегда, когда я разоблачаю его маневр. Еще один взгляд «ты и я», и время будто останавливается.
Извините, я все понимаю, но это правда. Мгновение длится, и сокращается, и перекраивается, и наконец мы приходим в себя. Когда такое случается – я ищу эти мгновения, мечтаю о них, живу ради них, – он может бросить мне что-то деловое – например, «давай работать». Или «твоя взяла». Но сегодня, хотя девушка-хиппи совсем рядом притворяется, будто ничего не замечает, Миша проводит пальцем по моей щеке, и это как электрический разряд или падающая звезда. Всего доля секунды, и он убирает руку.
– Никакого макияжа, – говорит он.
– Что? – У меня какой-то звон в ушах после этого электрического удара.
– Не прячь лицо.
– Я не прячу. – Хотя на самом деле утром я наложила немного косметики, стремясь выглядеть старше, профессиональнее и серьезнее. Стремясь больше походить на женщину.
– Не старь себя. Молодость бывает лишь один раз.
Он наблюдает за мной, как он умеет, долго и напряженно, потом снова касается моего лица, прикосновение легчайшее, невесомое, как будто он в музее, повсюду таблички «РУКАМИ НЕ ТРОГАТЬ», но одно полотно так сильно околдовало его, что он не может не коснуться – вот не может, и все тут.
– Создай канал, я подумаю, – говорит он на идеальном английском, и мгновение испаряется.
Миша целует Олли, потом снимает Шарлотту с насеста и направляется с ней в Комнату для наблюдений.
– Принеси остальных, – кидает он мне, и это означает «принеси ковбоев», но не Олли.
Ковбои переходят на мою руку и устраиваются рядышком.
– Не забудь записи, – добавляет он и закрывает за собой дверь.
Я беру записи – бесконечные страницы вопросов и ответов в папках с тремя кольцами. В одной руке у меня папки, на другой – попугаи.
– Открой, пожалуйста, дверь, – обращаюсь я к девушке-хиппи.
– На это можно пожаловаться, – говорит она.
– На что пожаловаться?
– Э-э… на харассмент?
Она не отводит глаз, а я всем своим видом пытаюсь выразить настрой «не шути с уголовником» и «сама решу, где здесь харассмент». И тогда она отворачивается, подходит к двери и открывает.
Шарлотта в превосходном расположении духа. И ковбои вроде полны энтузиазма. На них тоже подействовало электричество? И они чувствуют, что я счастлива, что я перышком парю в облаках? Они бочком прогуливаются вверх-вниз по моей руке, и, хотя и весят каждый не больше полкило, рука моя начинает подрагивать от напряжения.
– Хочу орех, – забегая вперед, извещает Шарлотта.
– Еще рано, моя радость, – отвечает Миша, но потом все равно выдает ей одну штуку.
Я открываю записи Шарлотты по Постоянству предметов – исследованию, в котором используют вариант старинной игры в колпачки. Прячешь лакомство под одной из трех чашек, меняешь чашки местами, птица следит за перемещением угощения. Олли это умеет. Обычная чайка умеет. И собака колли с очень средними способностями. Птицы доктора Сеннергор это делают целыми днями – на «ютюбе».
Однако на фоне нашего варианта датские птицы выглядят полными лохами. Четыре чашки, под каждой спрятаны помпоны четырех разных цветов, многочисленные перемещения. Шарлотта может проследить за четырьмя цветами, иногда за пятью. Сами попробуйте, и удачи вам.
Шарлотта внимательно наблюдает, как Миша расставляет чашки, показывая ей каждый из цветных помпонов, прежде чем спрятать его. Он совершает первое перемещение.
– Где желтый? – спрашивает он.
Тук-тук – клюв стучит по чашке. Миша поднимает ее: желтый.
Второе перемещение.
– Где синий?
Тук-тук.
Синий.
– Миша, – умоляю я, – можно я включу запись?
– Никакого видео.
Он оберегает – чересчур болезненно – информацию о своей работе, пока она не выйдет в свет в виде статьи, одобренной научными рецензентами. Кроме того, эта его позиция в определенной степени связана и с самими птицами – Миша считает, что публичность отдает эксплуатацией. Наши птицы, которым место в дикой природе, являются мучениками науки, даже бездельник Олли, и мы обязаны оказывать им всяческое заслуженное уважение. Если бы существовала награда «Борец за права животных», Миша вписал бы туда их имена.
Третье перемещение.
– Где зеленый?
Тук-тук.
Зеленый.
Боб и Алан сидят рядом, увлечены происходящим. Эти двое обожают игру в колпачки, хотя пока научились следить лишь за двумя цветами. Больше всего
