Пророки - Роберт Джонс-младший
— Прекратите, — рявкнул он и кивнул на их руки. Руки разжались. — Так бы и выпорол вас, — выплюнул он, продолжая метаться из угла в угол. И окинул их взглядом — обе черные, в одинаковых белых платьях. Только одна повыше и покрепче той, другой, чье тело ему неплохо знакомо. — Мэгги, никакого больше клюквенного соуса на ужин, — наконец сказал он. — А может, все дело в той проклятой зелени. Ты ее переперчила…
Мэгги кивнула.
— Да, масса, — сказала она, покосилась на Эсси и снова опустила глаза. — Ох, масса, жалость-то какая. Ваш ботинок… — Она указала на его ногу.
На носке черного башмака виднелась коричневая клякса.
— Позвольте мне, сэр. Уж я их вам начищу, — сказала Эсси и опустилась на колени. Мэгги тоже.
Пол оперся о стену, они же расстегнули ботинки и стащили их с его ног. Три стоявших на полу светильника освещали всю сцену теплым светом. Полу нравилось смотреть, как Мэгги и Эсси ползают перед ним. Но вот что странно: на коленях стояли они, но на одно мгновение ему показалось, будто это они возвышаются над ним.
А на коленях — он.
— Да, кузен. Мне и правда надо выпить, — ответил Пол Джеймсу в тот день.
Оставив младших надсмотрщиков разбираться с тюками, они обошли хлев и оседлали лошадей, которых подвел к ним тот черномазый, что отлично исполнял все обязанности, за исключением одной. Ровно минуту назад другой черномазый предложил решить эту проблему с помощью Иисуса. Предположить, что Иисус станет печься о столь низких и незначительных созданиях, было так нелепо, что даже Джеймс расхохотался. И все же Пол призадумался.
Они поскакали по высохшей от жары тропинке. Со всех сторон доносились вечерние песни птиц и стрекот цикад, считавших, что сумерки по праву принадлежат им. «Вот для чего нужны заросли, — думал Пол. — Чтобы укрывать и отгораживать». Они — живые рубежи между самим человеком и всем, что Яхве даровал ему для изучения. Пересекать их рискованно и для тех, кто внутри, и для тех, кто снаружи, однако человек лучше всех остальных созданий освоил искусство выживания.
Было на удивление прохладно, и Полу нравилось, что кузен едет с ним бок о бок. Ему даже казалось, что в сгущавшихся сумерках и медовом свете лампы в лице его заметнее становятся фамильные черты. Говорили, что мать и тетка Пола были похожи как две капли воды. И в этот час, когда все сущее зависло между светом и тьмой, Пол вдруг заметил, что Джеймс унаследовал от матери больше, чем он сам. Правда, лоб у него низкий, но в остальном он очень похож на Маргарет, а значит, и на Элизабет. Вот почему в свое время он так легко поверил в рассказанную Джеймсом историю. Должно быть, подсознательно почувствовал, что они родня. К счастью, чутье его не подвело и не позволило прогнать прочь свою плоть и кровь. Это было бы тем более обидно, что все прочие узы, что связывали его с людьми помимо семьи, были разорваны.
Было время, когда он думал, что и семейный круг ждет та же участь. Поначалу дети в утробе Рут не задерживались. Должно быть, она просто была слишком молода. Вскоре она все же подарила ему сына с необычными волосами и цепкими глазами, увидеть которого съехался весь город. Люди завистливо перешептывались, когда Пол рассказывал им, что в отличие от других младенцев Тимоти родился на свет вовсе не красным и сморщенным. Нет, он явился в этот мир подобно Христу. Над головой его горел нимб, а васильковые глаза, казалось, заглянули прямо в душу всем, кто помогал ему пройти через родовые пути. Он сразу же закричал, да так сильно и громко, что Пол и Рут засмеялись. Они-то знали, что те, кто появлялся на свет до него, лишь тихонько подвывали и вскоре — о, слишком скоро! — обращались в прах.
Наконец они въехали в центр Виксберга. Кругом полно было женщин в пышных юбках и мужчин в широкополых шляпах, они торопливо шагали по улицам, разъезжали в повозках и верхом. Владельцы лавок — портной, мясник, аптекарь и галантерейщик — прощались у витрин с посетителями, собираясь закрываться на ночь.
Пол с Джеймсом подъехали к салуну. У входа стоял джентльмен, который, в отличие от продавцов одежды, мяса, лекарств и шляп, только начинал зазывать клиентов в открывающееся заведение. Попрощается он с ними, лишь когда утреннее солнце позолотит верхушки растущих к востоку от здания деревьев. Пол и Джеймс спешились, привязали лошадей и направились к салуну, на ходу здороваясь со знакомыми. Войдя внутрь, они двинулись сквозь толпу, то и дело кому-нибудь кивая, и заняли один из дальних столиков. Подошла официантка в длинном черном платье и белом фартуке. Джеймс, улыбнувшись, заказал темный эль, а Пол — виски. Потом они помолчали, впитывая царившее в салуне оживление. Вернулась девушка и поставила перед Джеймсом кружку, а перед Полом низкий стакан.
— Так что, дашь ему то, о чем он просил? Я про того черномазого, — спросил Джеймс, пригубив свой эль.
Пол понюхал виски. Запах приятный, лишь капельку сладковат. Он поставил стакан обратно на стол.
— Сам знаешь, весь вопрос в том, может ли черномазый быть пастырем, — ответил он.
— Или паствой, — добавил Джеймс.
— Нет, здесь все ясно, — возразил Пол. Джеймс, на его взгляд, гораздо хуже его самого разбирался в религиозных вопросах. — Даже реки изгибаются навстречу слову Божию. — Он покачал головой. — Нет. Но сможет ли черномазый нести его, сможет ли он его постичь, учитывая его скудоумие?
— Я бы сказал, нет. — Джеймс сжал лежавшие по обеим сторонам кружки руки в кулаки.
— Полагаю, все упирается в вопрос, есть ли у черномазых душа, — добавил Пол.
Джеймс ухмыльнулся.
— Люди поумнее нашего бьются над этим вопросом с тех пор, как на материк высадились первые поселенцы. Сомневаюсь, что мы найдем ответ на него за этим столом или на дне стаканов.
Джеймс поднял кружку и кивнул Полу. Тот взял стакан. Они чокнулись, Джеймс резко выдохнул, Пол же, несмотря на слова кузена, все же попытался найти на дне стакана ответ.
По дороге домой Джеймс распевал старую матросскую песню, которую вроде как выучил во время плавания. Та еще похабщина. Пол, покачав головой, подумал, что и Джеймсу еще очень нужен Иисус, что уж там говорить о черномазых. Правда, услышав песенку,
