Привет, красавица - Энн Наполитано
Он наматывал круги на университетском стадионе, разрабатывал увечное колено и принимал лекарства. Теперь Уильям официально входил в тренерский штаб как младший помощник и занимался травмированными игроками. Он придумал успешную систему упражнений для парня с хроническим вывихом голеностопного сустава, и благодарность игрока, боявшегося, что его спортивная карьера закончилась, позволила ему чувствовать себя нужным как никогда прежде. Оказалось, отдача от его работы обладает кумулятивным эффектом: чем больше он помогал другим, тем увереннее себя чувствовал. По возвращении Эмелин он начал сближаться с двойняшками. После признания Сильвии он дистанцировался от них, понимая, что им нужно время, дабы свыкнуться с известием. Однако Уильям знал, что Сильвия не одолеет новой жизни без Джулии, если он не наладит отношения с Эмелин и Цецилией.
— Мы на тебя не злимся, — сказала Эмелин на завтраке, устроенном Уильямом. Он не поставил в известность о приглашении Сильвию, которая старалась бы не ранить ничьи чувства, но ему хотелось в кои-то веки самому позаботиться о ней.
Цецилия разрезала оладью на кусочки для Иззи, сидевшей на высоком стуле.
— Правда, не злимся, — сказала она. — Ты же это сделал не намеренно. Теперь-то я понимаю. И потом… — Цецилия помолчала, — я никогда не видела Сильвию такой, как сейчас. Я пишу ее портреты, чтобы все это запечатлеть.
— Не сказать, что она абсолютно счастлива, поскольку переживает из-за Джулии, — добавила Эмелин. — Но она прекрасна и выглядит собою настоящей.
Уильям ожидал явного или скрытого негодования со стороны близняшек, но они, похоже, его простили. Он недоуменно покачал головой, однако потом вспомнил, как Джулия и Сильвия в обнимку лежали на кушетке, как Эмелин, которую никто не гнал из дома, перебралась к Цецилии и спала на полу. Пусть Уильям оказался главным персонажем в разыгравшейся драме — рухнувший брак, больница, связь с Сильвией, — но сестры всегда были вместе, а он — пришельцем. Прежде мысль эта его печалила, а теперь давала ощущение свободы. Он жил своей жизнью в согласии со своим истинным несовершенным «я», и сестры его приняли. Уильям чувствовал вину перед Джулией — он бросил ее с ребенком, но остался в окружении женщин, которых она любила больше всего на свете. Это было несправедливо, однако он старался о том не думать и следовать наказу врача — заботиться о тех, кто рядом.
— Если считаешь, что ты в долгу перед нами, то можешь стать нашим бесплатным разнорабочим, — сказала Цецилия. — Дел навалом.
На днях у одного галериста, поклонника ее творчества, она купила по дешевке дом-развалюху в Пльзене. Как только его приведут в порядок, Цецилия, Эмелин, Джози и Иззи там поселятся.
— Сочту за честь. — Уильям постарался, чтобы прозвучало беззаботно, но говорил искренно.
Он чувствовал себя удивительно счастливым человеком, вырвавшимся из вихря неудач. Ночи теперь он проводит в постели с Сильвией, а Эмелин и Цецилия готовы впустить его в свою жизнь. Уильям вспомнил, как в ту ночь, когда он вошел в озеро, в дверном проеме он увидел улыбающегося Чарли. Наверное, тесть гордился бы близнецами за то, что они сохранили свои сердца открытыми. Ему понравилось бы, что Цецилия занимается искусством, а Эмелин разрешила себе любить того, кого любит. Правда, неизвестно, что Чарли сказал бы про них с Сильвией — их любовь ударила по его старшей дочери, и, скорее всего, в восторг бы он не пришел, но Чарли хотел, чтобы его дочери жили полной жизнью, а Сильвия именно это и делала.
Четыре месяца каждый вечер и все выходные Уильям работал в доме Цецилии: заменил утеплитель на втором этаже, выложил плиткой кухню, установил ванну и унитаз. Планировка дома ничем не отличалась от прежнего жилья семьи Падавано на Восемнадцатой улице, до которой было рукой подать. Всякий раз вместе с Уильямом приходила Сильвия — помогала сестрам красить стены или присматривала за Иззи, пока те распаковывали коробки. Намазывая плитки раствором или свинчивая старые гайки с проржавевших труб, Уильям прислушивался к женским голосам и сдержанному смеху. То и дело рядом возникала Иззи, которая приносила ему разные инструменты. На полу грудились гаечные ключи, отвертки, молотки, болторезы, и Уильям, дождавшись, когда малышка удалится, возвращал их в ящик с инструментами.
Как-то раз в свободный от работы вечер он дождался Сильвию возле библиотеки и они вместе поужинали в их любимом мексиканском кафе — «маргарита» и такос. В тот период, когда их любовь была тайной, темы для разговора выбирались осторожно. Они говорили о книгах, баскетболе и записанных воспоминаниях Сильвии. Другими разрешенными темами были забавные случаи и встречи, произошедшие в течение дня. Оба избегали разговоров о прошлом и о том, что выходило за рамки настоящего. Но в конце осени, когда их пара существовала уже почти год и Джулия все знала, они позволили себе фантазировать насчет совместного будущего. Во время этих разговоров оба застенчиво улыбались. Уильям по-прежнему считал, что не заслуживает Сильвии, не заслуживает, что она любит его в каком угодно расположении ума и духа, но она сияла ему через стол, и он понимал, что в ее сиянии планы его обретали ясность и конкретность.
Он признался, что хочет стать физиотерапевтом, хочет лучше понимать физиологию и мотивацию спортсменов. Почему у некоторых суставы эластичнее? Как предотвратить травмы? Уильям подмечал разное поведение игроков после промаха. Одни сникали и уже боялись совершать броски. Другие, разозлившись, пытались заколотить мяч в сетку. Лишь немногие исполняли наказ тренера и вели себя, как беспамятные рыбки: моментально забывали и о промахе, и о результативном броске. Жили моментом. Уильям хотел понять, как работают связи внутри атлетов, что тренируются в зале Северо-Западного университета, чтобы помогать им не только оставаться на площадке, но и развиваться.
Араш помог ему подать заявление в магистратуру по спортивной физиологии. Двухгодичное вечернее обучение, включавшее в себя курс психологии, позволяло сохранить работу в тренерском штабе и, стало быть, для Уильяма, как сотрудника университета, было бесплатным. Он рассыпался в благодарностях перед Арашем, пока тот не велел ему заткнуться. Однако мысль о том, чтобы после прежней неудачи вновь сесть за парту, так тревожила, что Уильям никогда не решился бы на это без посторонней помощи.
Проверяя, как составлено заявление, Араш сказал:
— Прекрати думать о своей прошлой неправильной жизни, поскольку ты просто
