Черный торт - Шармейн Уилкерсон
А пока надо постараться не пялиться на ее живот.
Ожидание
Они сидят напротив друг друга в дальней комнате дома Линетт, и она говорит Байрону, что ей рожать через три месяца. Если он хочет удостовериться, что ребенок от него, можно будет сделать тест ДНК, но лично она в этом не сомневается. И все же Линетт настаивает: прежде всего, это ее ребенок. Байрону нет нужды чувствовать себя обязанным. Они могут встретиться еще раз и все обсудить, если он действительно желает принять участие в жизни и воспитании мальчика.
«Нет нужды чувствовать себя обязанным»? Как понимать эти слова?
Байрон не намерен оставлять все как есть. Но он не собирается повышать голос на Линетт. Он не покинет ее дом, хлопнув дверью. Но почему она так с ним обращается? Ребенок – ее? В большей степени, чем его? Это она бросила Байрона. Почему она не сказала ему о своей беременности? Почему не дала ему шанса с самого начала быть рядом?
Окажись здесь мать Байрона, она, вероятно, поддержала бы Линетт из тех соображений, что та дает ребенку жизнь. С другой стороны, отец Байрона наверняка согласился бы с сыном – Линетт должна была сразу сказать Байрону о своей беременности. Но все это не меняет того факта, что Байрон стоит ночью один перед кухонной столешницей, гадая, будет ли мальчик, которого скоро родит Линетт, похож на него. Думая о том, в какой именно момент Линетт решила, что сможет прожить жизнь без Байрона. Жалея, что не может вернуть тот момент и как-то изменить его.
Пока Байрон стоит у столешницы, ночное небо начинает понемногу светлеть. Спать уже некогда. Через два часа в дом вернется Чарльз Митч, чтобы закончить прослушивание маминой записи. Но сначала Байрону необходимо поговорить с Линетт. Правда, он не знает, что сказать. Как ему убедить ее, что он мечтает снова с ней увидеться? Он очень хотел бы наблюдать, как растет этот ребенок, хотел бы оберегать его. Пусть Линетт подскажет Байрону, что делать, пусть объяснит, чего желает она сама.
Теперь ему ясно, что он годами совершал одни и те же ошибки, не умея поддержать тех, кого любит.
Байрон приводит себя в порядок, одевается и набирает номер Линетт. В трубке слышны бесконечные гудки. Байрон набирает номер снова, но Линетт не отвечает. Он с бьющимся сердцем хватает ключи от машины и открывает дверь черного хода, но по подъездной дорожке уже идет мистер Митч.
Кто я такая
Б и Б, не знаю, какие чувства переполняют вас теперь, когда наконец вы услышали все, что я должна была рассказать. Я сбегала, я меняла имя, я выдумывала прошлое. До сих пор вы, мои дети, даже не знали, откуда я родом или как я жила до приезда в Соединенные Штаты. Вы не имели понятия, что у вас есть старшая сестра. Я знаю, все это может вас шокировать. Вероятно, вы начнете задаваться вопросом, кто я такая на самом деле и можно ли верить моим словам. После смерти вашего отца у меня тоже были моменты, когда я думала: «Кто же я такая? Что от меня осталось?» Но потом я осознала, что ответ был все это время прямо у меня перед глазами. И я хочу, чтобы вам обоим стало ясно: вы всегда знали, кто я такая. Я ваша мать – вот кто я. Это самая подлинная моя часть.
Марбл
Эсэмэска от адвоката Элинор Беннет приходит в тот момент, когда Марбл сидит с откинутой головой, а парикмахер теплой водой смывает с ее волос ананасовый шампунь. Она находится в одном из салонов Рима, специализирующемся на наращивании волос у африканских женщин, причем в данном случае термин африкана относится не к континенту, а к широкому кругу клиенток из стран Африки, Европы и обеих Америк.
Марбл не единственная «не-африкана», посещающая этот салон. Одни женщины знают, что здесь можно качественно нарастить волосы по доступной цене, другие, которые не нуждаются в подобных услугах, как Марбл, находят мастера, умеющего работать с густыми упругими волосами. Марбл любит расслабляться в салоне красоты, подтанцовывая в кресле под музыку, звучащую из аудиосистемы, и обмениваясь остротами со словоохотливыми женщинами с кожей разных оттенков из этой маленькой многоязычной общины.
Из сумки Марбл доносится гудение мобильного. После того как ее волосы оборачивают полотенцем, она достает телефон и проводит пальцем по экрану. Потом пару раз читает электронное письмо. В теме указано: «Имущество Элинор Беннет». Юрист предлагает запланировать телефонный разговор по конфиденциальному делу, актуальному для Марбл и имеющему отношение к этой женщине, Беннет. По формулировке имейла трудно догадаться, в чем дело. Будь Марбл миниатюрной и светловолосой, как ее мама, она пожала бы плечами в недоумении. Не живи она с растущим ощущением беспокойства по поводу своей идентичности, письмо озадачило бы ее.
Договорившись с американским юристом о звонке назавтра, она остается сидеть в кресле. Ее пробирает дрожь. Она должна побороть искушение позвонить матери в Лондон. Ее мама – первый человек, к которому обращается Марбл, когда ей нужно посоветоваться. Так было всегда, даже когда был жив ее муж. Но это не та новость, которой дочь может поделиться с матерью по телефону. И она не имеет права излить свой гнев в телефонную трубку. Марбл листает экран в поисках рейсов. Ей нужно вечером лететь в Лондон.
Ванда
Ванда и Рональд Мартин как раз садятся ужинать в своем лондонском таунхаусе и вдруг слышат, как кто-то вытирает ноги о коврик перед входной дверью. Это Марбл. Они узнают ее тяжелую поступь. Они узнают ее манеру нажимать на кнопку звонка.
– Я не знала, что она в Лондоне.
– Я тоже.
– Почему она не открыла сама?
– Может быть, забыла ключи в Риме.
Ванда распахивает входную дверь, переполненная тем радостным чувством, какое всегда вызывает у нее приезд дочери, но, увидев лицо Марбл, сникает. Она моментально понимает, почему дочь приехала без предупреждения.
Пятьдесят лет…
Их дочери без малого пятьдесят.
Ванда надеялась, что по прошествии пяти десятилетий они смогут больше не беспокоиться.
Ванда думала, что им с Рональдом никогда не придется заводить с Марбл этот разговор о другой женщине, молодой и незамужней уроженке Карибских островов. О биологической
