Черный торт - Шармейн Уилкерсон
После того злосчастного Дня благодарения 2010 года Бенни ни разу не разговаривала с отцом, но теперь она знает, что он никогда не выпускал ее из виду.
Миссис Беннет
Байрон, сынок… В день твоего рождения отец взял в руки твою крошечную ступню и, сомкнув вокруг нее пальцы, взглянул на меня. Эти чувства невозможно описать словами. Потом родилась ты, Бенни, ты улыбалась со дня своего появления на свет, и благодаря вам, детям, и вашему отцу я вновь обрела любовь к жизни. Но не проходило ни дня, чтобы я не думала о вашей сестре. Я постоянно ощущала это как огромную потерю, как смерть любимого человека. Однако я была не единственной, кто ведет двойную жизнь: явную, напоказ, и тайную, запрятанную глубоко.
За все эти годы ваш отец так и не узнал о ребенке, отданном в чужую семью. Я никогда не рассказывала ему о том, что случилось в эдинбургской торговой компании. Просто не могла, мне было так стыдно… Он знал лишь, что начальник заигрывал со мной и что я решила уволиться. Ничего необычного в этом не было. Женщинам часто приходилось идти на такой шаг. Обстоятельства вынуждали их отступать. Вести себя так, словно это чепуха, хотя в их жизни все переворачивалось вверх дном.
Я продолжала повторять себе, что, найди я способ разыскать дочь, Берт узнал бы о ней. Уверена, он бы понял меня, простил за долгое молчание и принял эту девочку. Но ее след потерялся, поэтому я держала все в тайне. Шли годы, и я чувствовала, что у меня уже язык не повернется рассказать об этом вашему отцу.
Я знала, Берт не стал бы винить меня за то, что сделал мой начальник. Но как насчет остального? Муж мог бы задуматься, что привело меня к такому исходу. Ведь я решилась в одиночку отправиться в Шотландию после смерти Элли. За четыре года до этого я осталась на нашем острове со своим отцом, вместо того чтобы уехать с Бертом, о чем он умолял меня. В конце концов я не сумела воспрепятствовать тому, что агентство забрало моего ребенка. Я боялась, что Берту придут в голову все эти мысли, так же как приходили они и мне.
После смерти вашего папы мне больше не надо было беспокоиться о том, что он подумает, но каждое утро, глядя в зеркало, я погружалась в сомнения. В глубине души я понимала, что загнала себя в тупик желанием всегда поступать по-своему, отказом принимать свою жизнь такой, какой она виделась другим людям. Много времени ушло на то, чтобы перестать тешить свое самолюбие.
И это заставляет меня подумать о тебе, Бенедетта. Понятно, что мы с отцом могли вызвать твой протест, фактически поставив тебя перед выбором: либо оставаться собой, либо получить нашу поддержку. А ты, Байрон? Неужели мы вынудили тебя идти у нас на поводу – хотя это означало бросить сестру на произвол судьбы, – потому что ты чувствовал, что иначе не получить родительского одобрения? Наши намерения, поверьте, были очень далеки от такого поворота событий. Мы так сильно любили вас обоих и ценили вас настолько высоко, что нам и в голову не приходило, будто вы можете в этом сомневаться.
История про рыбу
Байрон тихо посмеивается. Теперь, когда поминальная служба позади, у него отлегло от сердца. После вчерашнего наплыва гостей они с Бенни наконец-то одни в кухне, и он чувствует, что без смущения может переходить от печали к смеху и обратно.
– Что такое? – спрашивает Бенни. – Что?
Байрон достает из раковины форму для запекания с изображением рыбы на дне. Дослушав последнюю часть маминой записи, Байрон и Бенни приготовили для мистера Митча поздний завтрак, выложив на блюдо несколько оставшихся порций еды. Мистер Митч сейчас в гостиной раскладывает бумаги для последующего обсуждения. Он говорит, что уже отправил электронное письмо сестре Байрона и Бенни.
Им приходится учиться произносить это вслух. Наша сестра.
– Рыба! – Байрон давится от смеха. Он показывает Бенни керамическую форму изнутри. На дне изображена рыба. – Помнишь рыбу?
– Рыба! – вторит Бенни, сгибаясь пополам от хохота.
Озеро Кастаик. Бенни восемь, Байрону семнадцать. Их с Тихоокеанского побережья повезли внутрь материка порыбачить на искусственном водохранилище. Мать называла этот план смехотворным, но в итоге им все понравилось. Вокруг зеркальной водной глади – поросшие кустарником холмы. До этого дня младшие Беннеты не представляли себе, что вода может быть такой спокойной.
У них были заброшены две удочки, и через какое-то время отец с криком «Поймал, поймал!» дернул вверх удилище. Из воды вылетел большеротый окунь, засверкав на солнце чешуей и с размаху шлепнув маму по лицу.
Элинор пронзительно вскрикнула, замахав руками и отталкивая мужа.
«О-о! Ты испугалась маленькой рыбешки? – воскликнул Берт Беннет. Сняв рыбу с крючка, он бросил ее в ведро. Он смеялся. – Перестань, милая, не сходи с ума».
Нет, не «милая». В тот день отец назвал маму Кови[34]. Байрон точно запомнил это обращение, но лишь тридцать лет спустя оно обрело смысл. Тогда ему показалось, что папа оговорился. Но два дня назад Байрон узнал, что так звали женщину, а именно – его мать. Ему и сейчас слышится, как отец произносит: «Перестань, Кови…» Это насмешило Байрона.
Ну а мама бросила на отца хмурый взгляд, схватила ведро с бьющейся рыбой и, опрокинув его, выпустила рыбу в воду.
«О-о! – закричал отец. – Это была моя рыба!»
«Уже нет», – ответила мать.
Байрон и Бенни хохотали до слез.
«А вы, оба, успокойтесь», – сказала мама, но они засмеялись пуще прежнего.
На следующее Рождество отец в качестве шутки подарил маме эту керамическую форму, и мама часто ею пользовалась. Она готовила в ней запеканки, картофельный гратен, иногда даже кофейный кекс, правда рыбу – никогда.
Байрон и Бенни продолжают тихо посмеиваться, утирая выступившие слезы. Бенни протягивает руку, берет у Байрона «рыбную» форму и насухо вытирает ее полотенцем. Она смотрит на него, их глаза так похожи. Улыбнувшись ей, он обнимает ее, а она начинает плакать.
Рецепт
Оставшись одна в кухне, Бенни собирается изучить содержимое крайнего верхнего ящика. Его приходится трясти и дергать, иначе не выдвинешь. Это единственный способ открыть ящик – способ, оставшийся
