Николай Лейкин - Где апельсины зреют
— Плюнь… Брось… Пренебреги… Пусть подавятся… Только-бы выбраться поскорѣй изъ этой Италіи. Немного ужъ имъ, шарманщикамъ, осталось издѣвательства надъ нами дѣлать, всего только одна Венеція впереди. Вѣдь только одна Венеція, барынька, намъ осталась, а тамъ ужъ и домой, въ Русь православную? отнесся онъ къ Глафирѣ Семеновнѣ.
— Домой, домой… отвѣчала та.
— Слава тебѣ, Господи!
И Конурянъ даже перекрестился большимъ крестомъ.
Поѣздъ, везшій Ивановыхъ и Конурина въ Венецію, дѣлалъ большія остановки въ Римѣ, во Флоренціи и другихъ городахъ, но Конуринъ почти не выходилъ даже въ станціонные буфеты, питался сухоѣденіемъ въ видѣ булокъ съ колбасой, сыромъ, бараниной и запивалъ все это виномъ чіанти, покупая его у итальянокъ разносчицъ на станціонныхъ платформахъ. Даже умыться на другой день пути не могла заставить его Глафира Семеновна. По дорогѣ попадалось много интереснаго, Ивановы то и дѣло обращали его вниманіе на что-нибудь на станціяхъ, но онъ былъ ко всему апатиченъ и отвѣчалъ:
— А! что тутъ! Ни на что и смотрѣть не хочется! Только-бы поскорѣй домой.
Онъ высчитывалъ не только дни, когда пріѣдетъ въ Петербургъ, но даже часы. То и дѣло шевелилъ онъ пальцами и говорилъ:
— Сегодня у насъ пятница, завтра суббота… Завтра утромъ, вы говорите, мы будемъ въ Венеціи? спрашивалъ онъ.
— Да, да… отвѣчала Глафира Семеновна.
— Въ которомъ часу?
— Да, говорятъ, рано утромъ, въ шесть часовъ.
— Въ шесть часовъ въ субботу въ Венеціи. Субботу и воскресенье на осмотръ… Въ воскресенье вечеромъ стало быть изъ Венеціи выѣдемъ въ Питеръ?
— Ахъ, Иванъ Кондратьичъ, да развѣ это можно такъ навѣрное сказать… Какъ понравится Венеція.
— Позвольте… Да что въ ней нравиться можетъ? Городъ, какъ городъ. Тѣ-же макаронники, я думаю, тѣ-же шарманщики, тѣ-же апельсинники.
— Вотъ ужъ это совсѣмъ напротивъ. Венеція совсѣмъ особенный городъ, нисколько не похожій на другіе города.
— Да вѣдь вы, матушка, не видѣли его.
— Не видѣла, но знаю по картинкамъ, знаю по описаніямъ. Другаго подобнаго Венеціи города нѣтъ въ цѣломъ мірѣ. Прежде всего онъ весь на водѣ.
— На водѣ? Гмъ… Да нешто мало вамъ эта самая вода-то надоѣла? Кажется, ужъ оттрепала такъ, когда мы съ Капри ѣхали, что до новыхъ вѣниковъ не забудете.
— Ахъ, Венеція совсѣмъ другое дѣло. Венеція стоитъ на каналахъ и тамъ никакой качки не можетъ быть. На такихъ каналахъ вотъ какъ наши петербургскіе Крюковъ каналъ, Екатерининскій каналъ, Мойка, только въ Венеціи ихъ тысячи.
— Тысячи? Ну, ужъ это вы…
— Да, тысячи. Вы знаете, въ Венеціи совсѣмъ извощиковъ нѣтъ. Одни лодочники.
— Какъ извощиковъ нѣтъ? Ну, ужъ это не можетъ быхъ.
— Увѣряю васъ, что извощиковъ нѣтъ. Тамъ все на лодкахъ… На гондолахъ… Выходишь изъ подъѣзда дома и сейчасъ каналъ… Даже набережныхъ нѣтъ. Прямо съ подъѣзда садишься въ лодку и ѣдешь, куда тебѣ требуется.
— А ежели мнѣ требуется въ театръ или въ трактиръ… или въ церковь…
— Въ театръ и въ трактиръ прямо къ подъѣздамъ на гондолѣ и подвезутъ. Въ церковь надо — къ паперти подвезутъ. Церковныя паперти на воду выходятъ.
Конуринъ улыбнулся и сказалъ:
— Зубы заговариваете, барынька.
— А вотъ увидите. Тамъ нѣтъ земли.
— Позвольте… На чемъ-же дома-то стоятъ?
— На водѣ… Такъ прямо изъ воды и выходятъ. Что вы смѣетесь? Вѣдь я-же видѣла на картинкахъ. Удивляюсь, какъ вы-то не видали. Картинъ Венеціи множество въ Петербургѣ. И масляными красками есть писанныя, и такъ въ журналахъ, въ книгахъ.
— Гдѣ-же видѣть-то? Наше дѣло торговое. День деньской въ лавкахъ… Книгъ совсѣмъ не читаемъ.
— А я видѣлъ Венецію на картинкахъ, много разъ видѣлъ, — похвастался Николай Ивановичъ. — Ты, Конуринъ, съ женой не спорь. Она правильно… Въ Венеціи земли совсѣмъ нѣтъ, а только одна вода.
— Городъ безъ земли?.. Охъ, трудно повѣрить! — покрутилъ головой Конуринъ. — А гдѣ-же покойниковъ-то у нихъ хоронятъ, ежели земли нѣтъ?
— Покойниковъ-то? спросилъ Николай Ивановичъ и замялся. — Глаша! Гдѣ у нихъ, въ самомъ дѣлѣ, покойниковъ хоронятъ? — отнесся онъ къ женѣ.
— Да ужъ должно быть на лодкахъ въ какой-нибудь другой городъ хоронить увозятъ, — дала отвѣтъ Глафира Семеновна и прибавила:- Венеція изъ-за этихъ каналовъ самый интересный городъ. Вода, вода и вода вмѣсто улицъ.
— И травки нѣтъ, и садовъ нѣтъ? — допытывался Конуринъ.
— Нѣтъ, нѣтъ и нѣтъ.
— Тьфу ты, пропасть! Надо будетъ женѣ письмо написать, что вотъ пріѣхали въ городъ безъ земли. Впрочемъ, что-жъ писать-то! Вѣдь ужъ скоро увижусь съ ней. Въ субботу и въ воскресенье въ Венеціи этой самой… — началъ разсчитывать Конуринъ. — Въ воскресенье выѣдемъ изъ нея… Во сколько дней изъ Венеціи до Питера можно доѣхать? — спросилъ онъ Глафиру Семеновну.
— Да дня въ четыре. Только мы должны хоть день въ Вѣнѣ отдохнуть.
— Матушка, голубушка! Поѣдемте домой безъ отдыха? — взмолился Конуринъ. — Какой тутъ отдыхъ. Въ вагонахъ отдохнемъ! Въ вагонахъ даже лучше… Обсидишься — прелесть…
— Надо, надо тебѣ Вѣну показать, — перебилъ его Николай Ивановичъ. — Мы-то Вѣну видѣли въ нашу прежнюю поѣздку заграницу, а тебѣ надо.
— Ничего мнѣ не надо, ничего… Ну, ее, эту Вѣну къ чорту! Помилуйте, при мнѣ векселя… Мнѣ на будущей недѣлѣ по векселямъ получать, на будущей недѣлѣ сроки… Нѣтъ, нѣтъ. Слышишь, ежели вы въ Вѣнѣ останетесь, сажай меня въ вагонъ до русской границы, и я одинъ поѣду. Перстами буду въ дорогѣ разговаривать, ногами, глазами, а ужъ доѣду какъ-нибудь. Что мнѣ Вѣна! Да провались она! Къ женѣ, къ женѣ! Въ Питеръ! Охъ, что-то она, голубушка, тамъ дѣлаетъ!
— Да что дѣлать… Чай пьетъ, — перебила его, улыбаясь, Глафира Семеновна.
— А вы почемъ знаете? — спросилъ Конуринъ и, посмотрѣвъ на часы, прибавилъ:- Да, пожалуй что теперь чай пьетъ. Отъ Венеціи до Питера, вы говорите, четыре дня… Понедѣльникъ, вторникъ, середа, четвергъ… — разсчитывалъ онъ по пальцамъ и вдругъ воскликнулъ:- Въ четвергъ дома съ женой за самоваромъ буду сидѣть! Ура! Черезъ шесть дней дома!
— Чего вы кричите-то! Только срамитесь. Вѣдь вы не одни въ купэ… — остановила его Глафира Семеновна. — Смотрите, вонъ итальянку-сосѣдку даже шарахнуло отъ васъ въ сторону.
— Плевать! что мнѣ макаронница? Мало они у насъ во время скитанія по Италіямъ жилъ-то вымотали! Матушка, голубушка, шарманщица моя милая! Черезъ шесть дней у жены буду! — подвинулся Конуринъ къ сосѣдкѣ-итальянкѣ и даже передъ самымъ ея носомъ ударилъ отъ радости въ ладоши, такъ что та, въ полномъ недоумѣніи, смотря на него, забилась въ самый уголъ купэ.
LXXIII
Проснувшись на другой день рано утромъ въ вагонѣ, Глафира Семеновна выглянула изъ окошка и въ удивленіи увидала, что поѣздъ идетъ совсѣмъ по водѣ. Она бросилась къ окну на противоположную сторону вагона — и съ той стороны передъ ней открылась необозримая даль воды. Только узенькой полоской шла по водѣ земляная насыпь, на ней были положены рельсы и по рельсамъ бѣжалъ поѣздъ.
— Боже мой! Да вѣдь ужъ это Венеція! воскликнула она и стала будить мужа и Конурина, спавшихъ крѣпкимъ сномъ:- Вставайте… Чего спите! Въ Венецію ужъ пріѣхали, говорила она. — По водѣ ѣдемъ.
Николай Ивановичъ и Конуринъ встрепенулись, протерли глаза и тоже бросились къ окнамъ.
— Батюшки! Вода и есть. О, чтобъ ее эту Венецію!.. дивился Конуринъ и заговорилъ на распѣвъ: — Конченъ, конченъ дальній путь. Вижу край родимый…
— Ну, братъ, до родимаго-то края еще далеко… отвѣчалъ Николай Ивановичъ.
— Все-таки ужъ это будетъ послѣдняя остановка въ Италіи. Голубушка, Глафира Семеновна, не засиживайтесь вы, Бога ради, долго въ этой Венеціи, упрашивалъ Конуринъ.
— Нѣтъ, нѣтъ. Только осмотримъ городъ и его достопримѣчательности и вонъ изъ него. Можете ужъ быть увѣрены, что послѣ Капри на пароходѣ по морю никуда не поѣду. Довольно съ меня моря. Только по каналамъ будемъ ѣздить.
— Ну, вотъ и отлично… Ну, вотъ и прекрасно… Вода направо, вода налѣво… дивился Конуринъ, посматривая въ окна, и прибавилъ:- Тьфу ты пропасть! Да гдѣ-же люди-то живутъ?
— А вотъ сейчасъ пріѣдемъ на какой-нибудь островъ, такъ и людей увидимъ.
— Сторожевыхъ будокъ даже по дорогѣ нѣтъ. Гдѣ-же желѣзнодорожные-то сторожа?
— А лодочки-то съ флагами попадались? На нихъ должно быть желѣзнодорожные сторожа и есть. Гондольеръ! Гондольеръ! Вонъ гондольеръ на гондолѣ ѣдетъ! воскликнула Глафира Семеновна, указывая на воду. — Я его по картинкѣ узнала. Точь въ точь такъ на картинкѣ.
Дѣйствительно, не въ далекѣ отъ поѣзда показалась типическая венеціанская черная гондола съ желѣзной алебардой на носу и съ гондольеромъ, стоящимъ на кормѣ и управлявшимъ лодкою однимъ весломъ.
— Какъ называется? спросилъ Конуринъ.
— Гондольеръ… Гондола… Вотъ это венеціанскіе-то извощики и есть. Они публику по каналамъ и возятъ.
