Крольчатник - Ольга Владимировна Фикс
Они вместе вышли из странной крестообразной конюшни, и Бруно, не дожидаясь вопросов, подробно и ясно растолковал шоферу скорой, как ему быстрее проехать к Крольчатнику. На прощанье он сильно и нежно стиснул Маринину руку и буквально обжег ее горящим взглядом своих угольно-черных глаз.
– Верьте мне, Марина, – повторил он. – Все, все будет хорошо. В такую ночь просто не может случиться никакое несчастье.
Машина тронулась, и тут Марина услышала крик. Она с трудом разобрала отдельные слова.
– Пусть ваши не беспокоятся о лошади! С ней все будет в порядке! – кричал ей вслед Бруно.
«Надо же, – с запоздалым раскаянием подумала Марина. – А я ведь даже и не вспомнила».
16
Скорая повезла Димыча не в районную больницу, а прямо в Москву: врач сказал, что дело плохо. Женька с Денисом уехали с ними, никто Марину не ругал, всем было попросту не до нее, а ей самой, конечно, и в голову бы не пришло акцентировать на себе внимание. Никто даже не спросил, куда она девала лошадь. Спасибо, Маша и Илья напоили вконец измотанную Марину чаем, потом Илья увел ее спать к себе. Но в эту ночь им обоим было абсолютно не до секса. Вообще Марина как легла, так сразу и провалилась, но спала беспокойно, вздрагивала, вскрикивала. Илья просыпался, успокаивал ее. Уже под утро Марина горько заплакала во сне, всхлипывая и по-детски пришлепывая губами. Слезы ручьем текли по ее лицу, падая на подушку. Когда подушка совсем промокла, Марина проснулась. Илья стоял у окна, лицом к восходящему солнцу, и, быстро шевеля губами, почти беззвучно молился. Марина вытерла слезы. Ей вспомнились вчерашние слова странного маленького итальянского гнома: «Не бойтесь, Марина, все будет хорошо. Вокруг вас только хорошие карты». И еще про королей и про дам. Если бы он только знал, насколько это похоже на правду! Но все-таки, кто же такой четвертый король?
Марина взглянула в стоящее возле кровати на тумбочке зеркало. Да, лицо опухшее, глаза красные, под глазами темные мешки, а кожа… Да, кожа у Марины и в самом деле очень смуглая. Надо же, никогда не замечала. Привыкла, что ли? Папа с мамой ведь гораздо светлее. И Маша с Ильей, оба хоть и смуглые, но с Мариной никакого сравнения. Неужели у нее в роду и вправду были цыгане? Или даже итальянцы? Надо же, какая чепуха с утра лезет в голову!
Часам к двенадцати приехали Денис с Валерьяном и с ними Алена. Женя осталась в больнице, у Димыча был разлитой перитонит. Операцию ему сделали, но шансов, что он выкарабкается, было немного.
Марина в отчаянии смотрела на Дениса:
– Это я, я во всем виновата!
– Ну что ты, Марина? Это ведь не Москва, тут вечно проблемы со скорой.
– Да нет же, это я виновата! Ты ведь не знаешь ничего! Я же заблудилась! И звонила не из деревни.
– А откуда же?
– От Бруно.
Хлопнула входная дверь. Это Валерьян возвратился из конюшни.
– Где Цыган? – с порога заорал он. – Что вы тут, с ума все посходили? Куда мою лошадь дели?
– Тише ты, – оборвала его Алена. – Ишь, разорался. Можно подумать, это сейчас главная печаль – куда делась его лошадь!
– Главная не главная, а вот куда она, – он кивком указал на Марину, – мою, ну хорошо, нашу лошадь дела? Что ж теперь, по-вашему, если человек умирает, то и лошади заодно пропадать? Бросила, небось, где-нибудь в лесу, лошадница хренова? Ну, чего молчишь, отвечай!
– Валька, на полтона ниже. – Алена сурово и вместе с тем бесконечно устало взглянула на Валерьяна, и тот сразу сник. – Ну подумай сам, при чем тут Марина? Она что, кататься ездила? А Цыган, вероятно, у Бруно, так ведь, Марина?
– Ах у Бруно! – Валерьян немедленно снова завелся. – Тогда пусть она сама за ним и идет! Я к этому козлу вонючему сроду не пойду, хоть вы меня убейте! А Женька теперь, по всему видать, не скоро вернется.
– Валька, сбавь обороты, кому сказала! – с угрозой в голосе повторила Алена. – И оставь Марину в покое, видишь же – она и так не в себе. Успокойся, я сама схожу за Цыганом.
– Ты? – Денис с Валерьяном недоверчиво уставились на нее.
– А что тут такого? Ну выскажет он мне еще раз, что он там обо мне и обо всех нас думает. А то я не знаю? Или мне не все равно? Тоже мне, проповедник нашелся, отец духовный! «Человек должен сознавать, что минуты любовного забвенья есть минуты слабости, коих всю прочую жизнь должно стыдиться!» Вот пусть он и стыдится! Ишь, подумаешь, какой святой! Забрался от людей подальше в медвежий угол грехи замаливать! А ну его!
Марина поняла, что услышала отголоски давнего спора. Выходит, у Бруно со здешними идейные, так сказать, разногласия. Забавно!
– Аленушка, Валька! – произнесла Марина примирительно. – Да было бы о чем! Да я сама схожу! Что я, не смогу, что ли? Уж как-нибудь не заблужусь, я теперь поняла, где это.
– Да уж, ты сходишь! Хотел бы я посмотреть, как ты… – начал было Валерьян и вдруг сорвался. Он тяжело рухнул на стул и закрыл лицо руками. – Ребята, простите меня, – сдавленно произнес он из-под скрывших лицо ладоней. – Я уже сам не знаю, что говорю. Я просто не могу думать о том, что вот мы с вами тут, а Димыч сейчас, может быть… Нет, не могу! – Валерьян клацнул зубами. – Он же мне как собственный сын!
Он вдруг опустил руки и беспомощно обвел их всех глазами.
– Денис, скажи, он ведь не умрет, нет? Скажи, ведь он не умрет? Ведь все еще, может быть, обойдется?
– Возьми себя в руки, мужик! – жестко проговорил Денис. – Марина, принеси ему водки. Ты лучше о Жене подумай, ей-то сейчас каково?
– Просто Женя – неимущий. Помните, как в Библии? – подала свой голос неожиданно возникшая в дверном проеме Вика. – И Толстой в «Войне и мире» то же говорит. Что вот есть такие люди, у которых просто по жизни ничего никогда нету и быть не может. У таких все всегда отнимается. Вот был у нее ребенок – и умер. И другой теперь умрет. Просто ей так на роду написано, и ничем тут уже не поможешь.
– Круто! – заметил Илья. – Это что же выходит, есть такие люди, которым лучше и не
