Трое - Георгий Иванов Марков
Пока голосуют, Младен смотрит на них и с радостным волнением думает о том, что эти люди принимают его в свою среду.
Потом неожиданно видит перед собой капитана. Тот подходит, обнимает, целует его в щеки.
— Знаешь, что это значит? — спрашивает бывший командир роты своего солдата и ищет ответ в его глазах.
А Младен, отбросив все прежние мысли и соображения, покоренный незнакомым, трепетным чувством мужественной привязанности и сильной радости, отвечает ослабевшим голосом:
— Так точно, товарищ капитан!
25
Неизбежно у каждого человека бывает такой час, когда он спрашивает у своей жизни: «Моя ты или чужая?»
Один из школьных учителей Сашо
— Спать пора! — прерывает его Иван, поворачиваясь в кровати.
— Я еще не рассказал тебе самого важного! — недовольно восклицает Сашо.
— Отвратительное вино; надо было взять газированной воды!..
— Ты отвратителен! С тобой даже нельзя говорить по-серьезному! — Сашо откидывается на подушку. — Уж не думаешь ли ты, что я тащился в такую даль, только чтобы выспаться!
Иван смеется.
— Я думал, ты устал! — мягко говорит он, вглядываясь в полумрак комнаты.
Сашо лежит на кровати у окна. На фоне уличного света ярко вырисовывается его профиль. И в его позе, и в сердитом голосе что-то совсем детское.
За окном серебрятся инеем ветви дерева.
Гость успокаивается.
— У меня никого другого нет, кроме тебя! — мучительно говорит он. — Хочешь или нет, а придется тебе меня выслушать. Даже отпуск завтра возьмешь, если надо!
— Возьму! — говорит Иван. — Ну, говори! — ему кажется, что он предварительно знает все, что может сказать ему Сашо; он даже догадывается кое о чем.
Парень капризно поправляет подушку. Опирается на нее. Теперь видна только часть его профиля.
— На чем я остановился?
По улице прогромыхал грузовик.
— А-га!.. На грузовике!
Грузовик нагнал его в трех-четырех километрах от города. Рядом с водителем сидела женщина. Эти шофера всегда возят женщин и не любят, когда их пытаются остановить случайные пешеходы. Но Сашо встал точно по середине шоссе и не сдвинулся с места. Тот резко затормозил в двух шагах от него. Оба выругались. Сашо мог рассчитывать только на место в кузове.
«Тыква, подсаживайся к тыквам!» — бросил ему противный шофер.
Сашо взобрался на борт. Даже забыл спросить, куда едет. Не все ли равно, куда? Направление, как будто, на Софию. Только он уселся, как заморосил дождь. В свете фар он казался более сильным.
— Приходилось ли тебе когда-нибудь ехать на мокрых тыквах?
— Нет.
Его безжалостно кололи сухие стебли. Не успевал он отодвинуть скользкие шары, как они от тряски снова возвращались в прежнее положение и толкали его в спину, перекатывались по ногам, царапали руки. Тщетно пытался он защититься. А одна большая тыква скатилась и угодила ему прямо в лицо. Он рассердился и выбросил ее на шоссе. Слышал, как она раскололась. Но от этого ему не стало легче! Вдобавок, на каждом повороте ему с трудом удавалось удержаться в машине. А шофер словно нарочно не сбавлял на поворотах. Пиджак Сашо пропитался водой. И тыквы были грязные и мокрые.
— Так и хотелось выбросить все тыквы и растянуться в кузове! Как только не перекладывал, как только не возился я с ними! Просто отчаялся!
— Всего лишь из-за тыкв?
— Тебе смешно! — с раздражением отвечает гость. — Ты бы и полкилометра не выдержал!
— Ну, и что, вылетел ты?
— Черта с два!
Он дополз к кабине и постучал в окошко шоферу. Тот остановил машину. Парень спрыгнул и открыл дверцу.
— А ну-ка подвиньтесь немного! — сказал он тоном приказа.
— Смотри ты, какой нежный! — шофер взглянул на него, потом на женщину и, сообразив, что ему будет совсем неплохо, если женщина еще немного придвинется к нему, сказал:
— Садись, барон!
В кабине было тепло и приятно. Он снял пальто и заметил, что женщина с интересом смотрит на него, но в ту минуту он ненавидел всех женщин. Если бы не дождь, он наверняка сошел бы с этого грузовика, попытался бы сесть на другую машину или просто пошел бы пешком.
Счастье его продолжалось всего десять минут. Грузовик свернул с шоссе и остановился у глухого полустанка. Черт знает, как назывался он. Не было там ни света, ни людей. Должно быть шел уже десятый час…
— Приехали! — сказал шофер, вылез из грузовика, запер дверцу и, не сказав ему ни слова, исчез в темноте вместе с женщиной. Тогда он заметил на полотне фигурку, которая шла между рельс. Рабочий с ближней каменоломни. Полустанок обслуживал карьеры.
— Пассажирские здесь не останавливаются, только товарные, да и то редко. Придется тебе идти на станцию Т. Двадцать два километра с небольшим!
Парень присел под навесом полустанка, не зная что предпринять.
— Думаю, плохи твои дела, Александр! Вернулся бы лучше домой и пошел бы с утра-спозаранку на работу в банк, к дядюшке. Займешь свое место и всю жизнь будешь считать денежки!
Иван смеется.
— Ты и деньги! Плохо пришлось бы этому банку!
— Тебе вот смешно, а мне просто плакать хотелось! Честное слово, чуть не расплакался! Если бы, — он понижает голос, — если бы не подумал о тебе, наверняка бы вернулся! И знаешь, что я вспомнил! Как мы мерзли под Козьей стеной. Тогда я тоже чуть не захныкал, даже был момент, когда хотел бросить все и бежать, чтобы больше не возвращаться. Ты тогда снял шинель и закутал меня. Потом Младен нас нашел. И теперь, Ванко, мне казалось, что ты закутаешь меня в шинель?
Иван ничего не говорит.
— Шинель! — повторяет Сашо, прислушиваясь к тишине.
— Тебе не показалось, что это паровозный гудок? Здесь что, близко проходит линия железной дороги? — спрашивает он.
— Нет, но иногда доносятся паровозные гудки…
— А-а! Вот так же прогудел и тот поезд. Только я тронулся по шпалам к станции Т., как услышал гудок… шел поезд…
Парень подбежал к колее. Может, поезд остановится? Хоть бы скорость сбавил? Что бы там ни было, он прыгнет на ходу. Слава богу, спринтер он хороший! Спринт в темноте! Да и поезд непременно уменьшит скорость, подъезжая к полустанку.
Он стоял и ждал. Вот на повороте показалась труба, из которой с шумом вырывались снопы искр.
— Хорошо, если товарный! — подумал парень.
Товарный. Его скорость не превышала двадцати километров в час. Лучше всего прыгнуть на подножку последнего вагона. Но он догадался — на тормозной площадке всегда есть человек. Споры, неприятности и большая вероятность быть ссаженным с поезда.
Паровоз обдал его лицо клубами теплого пара и проехал. Времени терять нельзя. Глаза его еле различали отдельные
