Трое - Георгий Иванов Марков
Взгляды, желающие увидеть, что прячется за блеском его зрачков — кто ты?
Взгляды, которые его приветствуют — милости просим, здесь твое место!
Взгляды, которые недоумевают — очень уж быстро! Заслуживаешь ли ты этого?
Взгляды, которые подозревают — что-то не выглядишь ты очень уж чистым?
А он смотрит на темно-красную скатерть и трезво прикидывает скорость экспресса…
Партия для него — это прежде всего возможность, которая позволит ему двигаться со скоростью экспресса, откроет перед ним широкий простор, придаст ему силы. Чему равна его собственная сила плюс сила власти? Чему-то огромному. В таком случае он может выйти навстречу не только ветру, не только беснующейся в истерике зиме, но и гораздо более страшным и грозным стихиям…
Младен очень редко поглядывает на присутствующих. Здесь почти все руководство завода во главе с директором. Сняв головные уборы, люди сидят и слушают — серьезные, сосредоточенные.
Еще до начала заседания Младен заметил, что внешняя официальность, обязательная в заводской рабочей обстановке, здесь словно забыта. Отношения совсем простые, сердечные. Как у людей, временно пребывавших в разлуке, и теперь снова собравшихся, чтобы поделиться чем-то интересным и важным. Хромой вахтер Серафим обменивается шуткой с главным инженером. Молодой бригадир Алексей горячо спорит о чем-то с капитаном. Недоступный молчальник Мануш весьма словоохотливо критикует начальника цеха, того симпатичного инженера, который принимал Младена на работу.
Он заметил еще, что тут прямо, без обиняков, говорят то, что в рабочей обстановке считалось бы неуместным. Без предварительных оговорок рассматривают сущность вопросов и находят на них истинные ответы. Никто ни перед кем не заискивает, не лавирует, не проявляет угоднической уступчивости…
Собрание партийной организации правления завода переходит ко второму вопросу повестки дня — принятие новых кандидатов в члены партии.
Ботинки секретаря скрываются под столом. Поднявшись на трибуну, он сообщает — поступило заявление от Младена… о принятии его в ряды Болгарской коммунистической парши.
Услышав свое имя, Младен чувствует как его обдают волны застенчивости и… гордости. Улыбается, потупившись. Знают ли они, что это значит для него? Он чувствует себя человеком, которому переливают кровь. Но такую кровь, которая вселяет в тебя железную силу, выпрямляет тело, придает фантастические способности.
Пусть свищет ветер. Пусть скрипят окна. Пусть стучит телеграф. То, что придет, будет встречено стальною грудью.
Капитан, сидящий в первом ряду, оборачивается. Смотрит на него твердо, пристально, словно в последний раз проверяет что-то.
«Проверка будет в другом месте, товарищ капитан!»
Младен чувствует себя неловко. Вихрь неожиданных, ненужных воспоминаний… сегодняшняя ирония Мануша — «Где мой начальник, Младен?»… вчерашний вздох Виолетты — «Почему ты так далеко! Подойди, подойди ко мне! Почему холодны твои руки? Кто согреет мои»?.. и лихорадочно напряженная работа после обеда, когда стряслась уйма неприятностей… и спор с кладовщиком из-за неописанного листового железа… Почему так на него смотрит капитан? Может, кто-нибудь успел уже сказать ему на ухо что-нибудь, а может…
Дружелюбная улыбка секретаря рассеивает его сомнения, успокаивает. Возвращает ему приподнятое настроение.
Секретарь повышает голос:
«…наш молодой, способный технический руководитель, бывший боец народной армии, подвиг которого всем нам хорошо известен и который…
«Ты что, и в подвиге сомневаешься, товарищ капитан?»
«…награжденный…»
Темно-красная скатерть становится еще пунцовее. В полумрак зала врывается свет. Откуда? На улице совсем темно…
Обстановка становится торжественной. Гремят слова секретаря. Капитан уже не смотрит на него… Еще немного и его, Младена, будут поздравлять. И это не будет мимолетная радость, а самый большой для него праздник. Никто даже не подозревает, какой большой!
Достоин ли он быть принятым в партию?
На это ответят факты, которые он указывает в своей автобиографии… Верные, неприкрашенные факты, с которыми все считаются, в которых никто не сомневается…
…Но которые не всегда говорят правду!
Разве не бывает так, что какой-нибудь хорошо рассчитанный, хорошо обдуманный, инсценированный факт оценивается много выше, чем большое душевное богатство человека, не умеющего создавать яркие положительные факты и, самое главное — должным образом их подать. Или же:
В автобиографии написано: был начальником отдела там-то, тогда-то.
Но не написано, что начальник этого отдела работал плохо, не справлялся с обязанностями, не был честным в отношениях с людьми, держал себя вельможей и что, наконец, все это поняли, однако, вместо того, чтобы выбросить его с подобающим треском, сжалились над ним и уволили по самой приличной формулировке Трудового Кодекса. Не написано и многих других вещей. Но факт значится! А для некоторых этого предостаточно!
Секретарь зачитывает автобиографию кандидата. «Родился в бедной крестьянской семье…» Да, они действительно были бедными. Отец работал на каменоломне. Добывал белый облицовочный камень. Никто не мог померяться с ним силой. Когда Младен носил ему обед и смотрел, как отец ломает камень, то и он мечтал стать таким же сильным. Отец его не любил политики, партий, людей вообще. «Моя партия — камни, а политика — растить своих детей!» Когда напивался, то говорил: «Люди собираются, потому что слабы! А я сила! Пять медведей во мне!», и давай вертеть ломом… Убило его взрывом, когда вставлял фитиль…
Из всего этого для Младен а остался один полезный факт — «крестьянин-бедняк».
«…моя мать» — продолжает читать секретарь.
Ветер совсем рассвирепел. Даже в зале чувствуется холодная струя. В окно виден только заводской двор. Тучи заволокли горы. Подменили их собственной фальшивой внушительностью…
А какой была у него мать? Мать, как мать… полуграмотная, забитая. Которая только и мечтала, чтобы они стали богатыми, имели много денег, землю… имели то, чего никогда не имели…
«…начальную школу окончил в деревне…»
Все говорили, что он примерный ученик, хвалили за хорошие отметки. И он действительно старался прилежно учиться. Но никто не знал, как ненавидел он все эти науки и предметы, какое отвращение испытывал к литературе, стихам, истории… и, если у него и по ним были хорошие отметки, то только потому, что он уже тогда чувствовал, что они ему могут пригодиться… И поведение его было примерным. Он никогда не оказывался замешанным ни в какие истории, ни с кем не дружил, не играл с детьми. Чтобы быть здоровым, занимался гимнастикой, а в свободные часы ходил в кооперативное хозяйство помогать строителям — носил кирпич, вытаскивал гвозди, мешал известь и так ему удавалось немного подработать. Хотя их было пятеро бедных сирот, в сельской общине их не любили — из-за нелюдимого отца. Не могли рассчитывать они и на пособие, чтобы продолжать учение в старших классах.
Так оно и вышло. Пособие дали сыну председателя кооператива, который учился гораздо хуже, а ему, круглому отличнику, не дали ничего.
Это был первый случай, когда Младен понял
