Заповедное изведанное - Дмитрий Владимирович Чёрный
мы простояли некоторое время у первого корпуса, уже наблюдая как заселившиеся пионеры седлают окна, машут нам и достают пионерскую форму, но… получили новую ориентировку – идти за вожатым вглубь корпусного сплетения, куда-то под навесными коридорами. ожидания были оправданы – всё в бетонно-футуристическом стиле «Электроника» и тех грёз, что навивали детские и юношеские фильмы Одесской киностудии… наконец, корпус наш, второй, был определён под проживание – и мы побежали вверх по лестнице на второй этаж. там, чередуя палаты, словно на чьём-то дне рождения, нас расселяли в шахматном порядке, следом за девочками – всё-таки и в пионерии ladies first. а мы радовались наличию аж двух столов для пинг-понга прямо на этаже и приглядывались к медицинским плакатам-ликбезам на стене. как надо накладывать шину на перелом и как правильно тащить из воды утопающего – тут ведь плавание дело обычное…
да, море манило, но ему был отведён лишь третий эпизод знакомства с лагерем. если следовать по корпусу слева направо (то есть максимально отдалившись от лестницы, по которой мы взбежали) – нам досталась вторая палата. причём тут уж заселялись не по списку, а кто куда успеет. деликатное выжидание и определило нашу близость к палате девчонок, что шла в сторону лестницы следующей, предпоследней. таким образом парням-нам и девчонкам-пионеркам отводилось по две палаты на этаже. здесь же слева по коридору, ближе к нашей половине – умывальники-туалетники, а следующая небольшая комната – вожатская. чемоданохранилище было на первом – куда мы вскоре и отнесли свои пожитки, изъяв всё главное для тумбочек, включая плавки.
первое разочарование: своя форма не понадобится, тут выдаётся отрядная. и пилотки, и шортики/юбочки. и даже рубашки, но если свои – нужного образца и символики (имелись поколенческие разночтения), можно и свои. о, это тактильное ощущение пупырчатой, словно прыщавенькой металлической пуговицы пионерской рубашки, имеющейся и на обоих, симметричных нагрудных карманах! рубашка таким образом уже роднит с военными, следующей ступенью взросления и общественного служения Советскому Союзу – армией. пуговицы были чаще золотистые, но встречались и «серебряные» – обычные, с двумя дырочками, но пошире и чуть выгнутые, чтоб удобнее застёгивалась пионерия, это ведь требуется делать дисциплинированно, быстро. и сбоку, повыше правого локтя – на белом нашивка, пламенеющая звезда, напоминающая, что светить красным надо всегда и везде, до дней последних донца…
миг раздачи вожатыми формы в нашей палате был торжественным и трепетным. форма пахла предыдущими поколениями пионеров, хоть и стиранная, конечно же… она пахла морской солью, ответственностью, гордостью и горнами. наш отряд, как выяснилось лишь на линейке, почти самый младший, но по цвету шортиков, юбочек и пилоток – самый морской, цвета морской волны или даже бирюзового. да: все мы, нарядившись в свежевыданные формы и выстроившись у корпуса, направились на линейку-приветствие каким-то загадочным путём, не так, как пришли заселяться. по пути ещё раз вдохнули столовских ароматов.
на линейке уже выстроились прочие отряды и зазвучал собственный духовой оркестр! построившись по отрядам и с пионерским салютом у лбов проследив начатое по команде трёх горнистов поднятие красного знамени, мы исподволь обывательски-зрительно выясняли, что кроме шортиков и пилоток цвета нашего, волнительно-морского – тут ещё есть серые (самые старшие), голубые, синие, бежевые. и это всё отряды человек по пятьдесят! под звук оркестра, стоящие длиннющим каре, мы начали маршировать по собственному периметру – и все организованно, не сбивая шага, направились в столовую, наконец. жажда увидеть море не утихала, но и голод надо было утолить.
столовая в два этажа была устроена и размеров примерно как в «Дружбе», только там-то столовым являлся лишь второй этаж, а тут оба – но нам, как младшим, полагался первый. рядок наших столов был помечен номером отряда – 6. как раз у окна, имеющего вид на море! мы расселись случайно, и нам, словно в ресторане, дежурящий уже другой отряд доставил на подносах обед. насытившись сметанно-огуречным салатиком, наваристыми щами и подостывшей курицей с пюре, и наглядевшись попутно на пёстрый наш заезд, мы разошлись по корпусам на железно всем полагающийся тихий час. тут-то и началось знакомство.
помню моих ближайших соседей – я ведь не успел занять кровать у окна и оказался хотя бы от двери подальше, на второй от левой стены, если глядеть на окна (здесь дверь была расположена как бы зеркально по сравнению с «Востоком-1» и «Дружбой»: вошёл, и все кровати кроме двух налево). а на первой у дальней стены, самой грустной кровати – белокурый худощёкий Антошка, похожий на моего ясельно-детсадовского друга Сашку Долбинена, такое же продолговатое лицо и скандинавско-голубые глаза. напротив него и у окна, ещё до нашего приезда, с раннего утра поселился смуглый ЧервонИй. полная цветовая противоположность Антошки. над ним стали потешаться его же попутчики ещё до нас, так что мы имели готовое зрелище и сложившуюся роль: неумолкающего хохмача, вещающего прибаутки с украинским акцентом, а ещё умеющего смешно втягивать в себя живот так, что аж позвоночник видно. почему он звался ЧервонИй? это тоже сказалась его черноглазая болтливая натура: первым делом он стал рассказывать тут, как в аэропорту Евпатории, куда прилетел из своего Тернополя, увидал, что в кустах что-то червонИет. «Цэ ж мячик червонИет!» (а я подумал, насколько всесоюзного уровня этот лагерь – не только поездами сюда доставляют, но и самолётами).
волос ЧервонИй имел густо чёрного окраса, почти цыганского, однако имел и странный, но его не смущающий дефект – грудную яму. посему, когда он втягивал живот для нашей потехи – являлась картина почти oсвенцимского ужаса – две ямы на одном худощавом, длинноруком торсе. далее от ЧервонИя шёл, второй кроватью у окна, напротив моей через проход – рыжий Славка из Целинограда, и он прилетел сюда самолётом, конечно же, с ним мы к концу смены сдружились и потом долго переписывались. никто даже не пытался заснуть в этот первый тихий час. все рассказывали о себе – каждая кровать по очереди, перескрипывались пружинами, но скакать по кроватям транзитом пока не отваживались. все ждали побудки, поскольку после неё нас ждало гарантированное море!
пляж, лежащий за линеечным плацем и серебряным бюстом Олега Кошевого, охраняемым позади пятнадцатью флагштоками и флагами республик СССР, открыл нам, наконец, главное в лагере – купальное время. оно поначалу показалось бесконечным, хотя купаться запускали отряды строго по очереди, по команде с вышки (чтобы с вышки же было удобно следить за плесканиями, чтоб никто не утонул – на пирсе правее дежурил катер).
