Отель «Дача» - Аньес Мартен-Люган
Я никогда не задумывалась о влиянии Эмминой болезни на детство Василия. Мне это не приходило в голову. Но я и знала очень мало об Эмме и о нем. Об этой части своей истории Джо и Маша умалчивали… Какой же груз лежал на плечах маленького мальчика! Он тоже, как и я, повзрослел до срока, хоть и по другим причинам. У него были родители, но очень необычные… и он сделал заботу о сестре и ее здоровье своей обязанностью ради сохранения той жизни, которую любил.
– Александр и Роми так напоминают мне Эмму и меня! Твоя дочка кое в чем на нее похожа: Эмма так же болтала без остановки, как Роми, и, забывая о своем больном сердце, всюду носилась, танцевала, улыбалась, хохотала. Для меня сестра была крошечной нежной феей, которую я должен был защищать. У меня была только она. И мне этого хватало.
Его любовь к сестре бросалась в глаза. Когда он говорил о ней, у него менялось лицо, становилось открытым, но при этом очень грустным.
– Однако пришло время вести себя как все. Мои родители были вынуждены отправить меня в коллеж. Я туда не хотел. Утром первого учебного дня отцу пришлось лезть за мной на крышу, куда я забрался через чердак. Он за шкирку доволок меня до ворот коллежа и оставил там, чтобы я сам выпутывался, в качестве напутствия велев быть гордым и не бояться. Ты не представляешь себе, как долго тянулись первые недели. Я скучал, не видел никакой пользы от неподвижного сидения на стуле в классе, тогда как я мог сделать так много всего дома – побыть с Эммой, позаниматься с ней русским языком, если маме некогда, обслужить клиентов в баре у бассейна, привести в порядок номера. В результате я ничего не слушал и вел себя с учителями по-хамски. В наказание меня начали оставлять после уроков. Я просиживал в пустом классе часами, но скоро у меня появился товарищ…
Он замолчал и удрученно посмотрел на меня. Он огорчался не из-за себя, а из-за меня, я это чувствовала.
– Самюэль? – жалобным голоском пропищала я.
Он кивнул:
– Самюэль… мой единственный друг. Которого я вскоре стал считать братом. Тебе не нужно объяснять, кто он и как был воспитан.
Жестко, без капли фантазии, вот как его воспитывали. Я не могла говорить и просто кивнула.
– Однако вопреки различиям в нашем воспитании и образе жизни, мы очень быстро нашли точки соприкосновения. Он был веселым, всегда готовым к любым проделкам. Его все радовало, и он философски воспринимал родительскую требовательность.
Василий рассказал, как распахнул перед Самюэлем двери «Дачи», а Джо и Маша приняли его как родного и покрывали перед родителями. А Эмма, несмотря на четырехлетнюю разницу в возрасте, повсюду следовала за приятелями. Джо и Маша не возражали, поскольку с этой парочкой Эмма была в безопасности. В моем мозгу мелькали разные картинки, и чаще всего в них фигурировал Александр, вылитый Самюэль в том возрасте, когда он познакомился с Василием.
– Мы вместе взрослели и открывали для себя жизнь: девушки, интрижки, попойки, драки. Никто никогда не видел нас поодиночке, друг без друга. Мы были как сиамские близнецы. За исключением высокого сезона, когда я вкалывал как псих здесь, а Самюэль работал садовником – уже тогда это было его страстью. Но даже это нас сближало. Нам было известно, что другие развлекаются, пока мы трудимся. Но нам было наплевать на других, потому что мы оба, и он и я, знали, чего хотим, и оба не сомневались, что делаем это ради нашего будущего, которое мысленно уже для себя выстроили. В этом смысле Самюэль добился своего, и я за него рад. У него все получилось. У него есть его оливковые деревья, его оливковое масло. Он мог часами рассказывать о своей мечте…
Грустная улыбка проступила на его лице, взгляд затуманился.
– А ты? – спросила я, хотя ответ был мне известен.
– Я… у меня была «Дача». Она была моей, для меня. Я буду владеть ею, когда родители покинут этот мир… Эмма никогда ее не хотела. Она ее, конечно, любила, но часто называла нас с мамой и папой сумасшедшими, вопила, что с нами нет никакого покоя. Это никак не было связано с ее слабым здоровьем, просто она мечтала о другом. Она очень рано расставила все точки над і, предупредив, чтобы мы не рассчитывали на ее работу в гостинице. Ей требовалась размеренная жизнь, как у всех, а главное, не как у нас.
Он засмеялся, заблудившись в своих воспоминаниях. Почему Джо и Маша никогда мне об этом не рассказывали? Еще одна загадка. Меня все сильнее трясло, я сжалась в комок, словно защищаясь от продолжения истории, о котором уже догадывалась. Но даже все понимая, я не могла в это поверить. Обман. Неужели все мои последние двадцать лет были сплошным обманом? Единственной правдой был стоящий напротив Василий, который, наконец-то заговорив, не собирался останавливаться. Он был весь в своей истории, в истории своей семьи. Я не отрывала от него глаз, он переходил от радостных воспоминаний о детстве, о взрослении рядом со своим лучшим другом Самюэлем – у меня это по-прежнему не укладывалось в голове – к отчаянию при мысли о том, что ему предстояло мне открыть. Сейчас подойдет черед катастрофы, которая неминуема.
– У меня было столько амбиций относительно «Дачи», – продолжал он, – что я прошел отбор в Школу гостиничного менеджмента Лозанны. Я метил высоко, чтобы отец мной гордился. Ты же знаешь, он никогда не учился в школе. Поэтому, до того как продолжить его дело здесь, я хотел предъявить ему нечто большее, чем аттестат о среднем образовании. Я усердно вкалывал в лозаннской Школе,
