Госпожа Юме - Георгий Андреевич Давыдов
После медовой поры ты несколько взголодала по привычной жизни (я-то думал, скрытая домоседка, а я-то думала — какая-то колкость — не вспомню). Еще не вспомню, какое бывало лицо, когда ты не в духе. У меня феноменальная зрительная память (подпорка профессии, само собой, а Пташинский приставал, чтобы меня предъявить, как опытный образчик, академику или полуакадемику по зрительной памяти), но почему-то не получается представить тебя, и не говорю Раппопорт, что не могу смотреть на твои фотографии, это ведь не ты, не ты, нет, не ты. Как увидеть ветер? Раппопортиха заикнулась про неизвестный фильм — делал не он, а Гришка из Вранова — я поблагодарил, всегда благодарю. Ты даже снишься редко, или зимняя темень (наша медвежья дачка?), или, наоборот, солнечный рай (поле клевера? кипрея?) — не рассмотреть тебя. Но ты — это ты, это так.
Когда ты говорила, что я «увел тебя в тень» и совсем уж нелепое «стесняюсь, что ли?», отвечал, что сторонник вдумчивого существования (ночью, застукав меня за просмотром голливудского мордобоя, сонно бахнула — «вдумчивое существование», заснуть снова, разумеется, не позволил). Вытаскивала меня в Большой (Валерий Авессаломович целует ручки — дивилась, что мы не знакомы, — шпильку «а Николай Максимович — ножки» одобрила). Имело смысл подремывать в бенуаре, чтобы между басом и меццо расслышать твое хулиганство: «Нравится, когда я… кричу?» Топ-менеджер (сосед справа) скраснел, жена сбелела. Женщина (твое якобы убеждение) не должна быть препятствием к успеху мужчины, мне следует восстанавливать статус звезды (я был звездой?). Землеройка сделал доклад на основе твоих концепций! Монгольская бо’одка включил тебя в совет оппозиции! Журналистка на «сис» разочаровалась в мужчинах после того, как ты ее отверг! Твоя идея воссоздать Музей нового западного искусства вызвала светопреставление! — Михаил Борисович с таблеткой под язык (ну я не такой садист), Ирина Александровна скакала на метле (перекрещусь). Зато я сопроводил свою милую на открытие собачьего приюта (оценила подвиг). Домашний концерт? Ваня Соколов, Боря Свиньин? Или сама? На Борю нет деньжат, а бесплатничать с Соколовым неприлично (разумеется, знала, не возьму твоих денег, как-то тебя на секунду озадачил мистический факт преображения внутри кошелька банковских карт в банковские купюры, — конечно, рассмеялась, всем известно, что я предпочитаю наличность, я ведь немец, я ведь русский домостроевец). Хорошо-с. Подумаем. Как тебе мегавыставка «Свет с Востока»? Рукоплескала. На мое счастье, тебя отвлекли не одни собаки, но и друзья. Пейцвер-безнадега нашел женщину, которая им восхищается («Витя — редкий человек! У него даже корни зубов мудрости не как у всех, а спутанные!») Ты подарила им «дом на колесах» — ума не приложу, с чего ты взяла, что им это необходимо (Витечка перепродал, просил не трепать, у него мечта — японский ресторан — может, я напишу ему вкусный — в литературном и кулинарном смысле — проспект?) Золотая кошка оказалась идеальной женой («не смотрю на сторону от слова совсем»), матерью («он пипикает, как ангелочек», «он кряхтит на горшке, как ангелочек»), ты нашла ей работу, после того как шеф, который домогался, выставил вон. Танька (о, Танька) наконец-то сменяла Капотню на Ходынское Поле, дом 1950-х (потолки, лепнина, альков, дергалка в ватерклозете с цепочкой, восторг), и глаза, как говорит Раппопорт, больше не черные мыши, а звезды, хотя мышей боится по-прежнему, потому что первый этаж, впрочем, свой палисадник с мальвами, и главное — летчик, вдовец, отставник, правительственные награды — «всегда знала, так и будет» — Хатько шипела, что эти слова Танька втюхивает летчику каждое утро, шалея от «ранверсмана», «ракетоносцев» и «летим, куда требует родина». На «семейном совете подытожили» (тоже из лексикона летчика), что надо взять дитенка из детского дома. Нашли мальчишку (который, вот судьба, на Таньку как две капли), комиссия поначалу Танькину кандидатуру забраковала (а орденоносец отсутствовал, в ночь вызвали туда, просил без подробностей), ты помогла с усыновлением — только взглянула (захлебывалась Танька), и бюрократам баста!
Собственно, ты и раньше подлавливала меня на непоследовательности. Мог глаголать о христианской любви, вдохновенно (не без помощи градуса, признаю) цитировать Павла, а после стать Савлом или вовсе Тиранозавром («Мама галит, что ты тиланозал. Потему?» — любознательная Дашенька). Изобличу социум филистеров (аудитория из филистеров негодует на филистеров, аплодисменты), а час спустя ты свидетель, как филистероборец собачится по телефону с Тебенько из-за гонорарной ставки (самое глупое, что фразу, которую я шепчу тебе — «на парфюм и на педикюр наскребет из своих, все равно конечности птеродактиля» — слышит, похоже, и Тебенько, потому что сатанеет в квадрате). Тебя удивляет не столько юмор мужлана (я проповедую рыцарство), сколько мизерная сумма. Тогда я опрометчиво толкую, что не позволю нулям… «Я знала, что у тебя мания грандиоза, но не знала, что так запущена» — баптистские поучения.
Вспоминаю чепуху, чтоб было ясно: поднаврал, говоря, что рад заботам о друзьях. Все эти дружбы попросту трата времени. Ты могла вместе с Танькой на трибуне махать в поддержку школы почти олимпийского резерва (прыжки в воду ее шестилетнего сорви-головы), а после дуться, что я не выбил
