В доме на холме. Храните тайны у всех на виду - Лори Фрэнкел
— Я никого не унижал, — едва слышно. Обращаясь к пуговице на животе.
— Даже если не говорить о самой идее. — Рози провела первичный осмотр ситуации и начала с самого очевидного, самого недвусмысленного симптома: — Как тебе в голову пришло, что допустимо использовать подобные слова?
— Так военные говорят, — скуксился Ру. — И я их запикал.
— Как тебе в голову пришло, что ты можешь симулировать секс, насилие, изнасилование, даже не знаю, что еще, — а учительница и родители так это проглотят? — продолжала Рози.
— Тебе не понять! Все не так, как в детстве. Секс и насилие — это то, что сегодня популярно.
Рози прикрыла глаза.
— Почему ты просто не переделал задание, когда миссис Биркус попросила?
— Я его выполнил! — Ру выпрямился — только чтобы сложить руки на груди. — Если ей не понравилось, это ее проблема.
— А я думаю, твоя, — сказал Пенн. И потом, поскольку не смог удержаться: — Ты вообще веришь в ту идею, которую пропагандируешь?
Ру закатил глаза:
— Неужели я стал бы это делать, если нет?
— Ты думаешь, что солдаты-ЛГБТ в армии создают проблему?
— Естественно, — кивнул Ру.
Рози покачала головой:
— Терпеть не могу умных дураков.
— Какого хрена это значит?!
— Не говори «хрен», — кротко попросил Пенн.
— Это значит, — поспешила добавить Рози, — что если хочешь пытаться — пытайся. Если хочешь усердно трудиться — делай это. Но не надо усердно трудиться, чтобы результат выглядел так, будто тебе все по фигу и ты даже не старался.
— Да это бессмыслица какая-то!..
— Тебе шестнадцать, — перебила Рози. — Ты слишком взрослый, чтобы всерьез думать, будто ругань и демонстрация голых пластиковых кукол делает тебя крутым. Это не круто — отпускать кретинские шуточки, просто чтобы все возмутились. Одно дело — просто завалить задание. И гораздо хуже — принизить всех остальных.
— О, конечно! — сарказм Ру поднялся до вершин ораторского искусства. — Я так и знал. Вас расстраивает не моя работа. Вас расстраивает то, что думают все остальные. Я поражен!
— Можешь наглеть, сколько хочешь. — Пенн немного успокоился и постарался добиться в голосе ледяного спокойствия вместо визгливой истерии. — Мы сейчас закончим этот разговор.
— Это все, что вас волнует! Что о вас думают другие люди! Что другие люди думают о ваших детях! — Лицо Ру было отражением тех, что оскорбительно насмехались над Пенном на школьной парковке. Очевидно, именно этому он учился в десятом классе. — Что ж, плевать! В отличие от всех остальных в этой семье, я не лгу о том, кто я есть или что делаю!
Лицо Пенна сделалось багровым — не слишком похоже на ледяное спокойствие, — рот открылся, но Рози его опередила:
— Тебя спрашивали, почему в твоем табеле стоит «неуд» по истории. — Она позаботилась убрать из голоса как триумф, так и ярость. — Ты сказал, что это опечатка. Это была правда?
— Нет. — Ру заметно скис.
— Ты пропустил тест, когда был у стоматолога, и сделал его после уроков, но тебе не поставили за него оценку, верно?
— Нет.
— Ты действительно заслуживал применения презумпции невиновности?
Ру пожал плечами, не расцепляя рук.
— Заслуживал?
— Нет.
— Тогда мне кажется, что ты таки лжешь о том, кто ты есть и что делаешь, — подытожила Рози.
Пенн поставил пронзительную точку:
— И это неприемлемо в нашем доме.
— Вы, ребят, такие лицемеры, — пробормотал себе под нос Ру.
— Прошу прощения? — выговорил Пенн. — Я тебя не расслышал — хотя на самом деле расслышал.
И Ру заорал:
— Как можете вы попрекать меня ложью?! Вы двое лжете все время! Вы лжете каждую секунду каждого дня! Вся ваша гребаная дурацкая жизнь — ложь! Вы все такие: «ох, да моя доченька то», да «ох, моя доченька это», да «наконец-то! Та идеальная маленькая девочка, о которой я всегда мечтала!». Вы все такие: «ой, только не говори никому о своей сестре, и это будет правдой». Так вот, это — не правда! Это ложь. Вы лжете всем, кого знаете. Вы заставляете лгать остальных. Вы принуждаете всю семью покрывать вашу дурацкую гребаную ложь каждый божий день! Так что я не знаю, как у вас духу хватает стоять тут и бранить за ложь меня!
— Мы не будем тебя бранить. — Рози заставляла себя говорить спокойно, несмотря на то что ее трясло, как заводную игрушку. — Мы тебя накажем.
— Жизнь в этом доме — уже достаточное наказание! — И Ру пулей унесся в свою комнату.
— Ты выдаешь желаемое за действительное! — крикнул вслед Пенн.
Это были отсыревшие, угрюмые выходные. В понедельник утром Рози, запыхавшись, сквозь ливень шла на работу. У дома с розовой башней было одно замечательное свойство — от него до ее работы было всего 1,7 км. К сожалению, полтора приходилось идти прямо в гору. Однако Рози, даже задыхаясь, почти каждый день упорно разговаривала по телефону, потому что, когда еще найти время поговорить с матерью?
— Ру — гомофоб, — с сожалением сообщила она.
— Как-то это неправильно звучит, — задумчиво проговорила Кармело.
— Я знаю, — вздохнула Рози. — Но, по всей видимости, это правда. Он сделал видеодоклад о сексе, ругательствах, голых Барби и о том, что солдатам-трансам не место в вооруженных силах. И завалил историю.
— Школа сильно изменилась с тех пор, как ты была ребенком, — заметила Кармело.
— Он завалил задание, поэтому завалил историю, поэтому солгал, что не завалил. Поэтому мы посадили его под домашний арест.
— Вы же не рассчитывали, что он сознается в подобных вещах, правда?
— Я в первую очередь рассчитывала,
