У смерти два лица - Кит Фрик

— Том и Джоан? — хохочет Эмилия.

Я потихоньку вытаскиваю ногу из сандалии и чешу лодыжку большим пальцем. Не вижу в этом ничего смешного.

— Нет, милая, — говорит Эмилия, просмеявшись. — Когда я была всего на пару лет старше тебя, это было еще до встречи с Томом, первую практику по графическому дизайну я проходила в журнале Джоан. Мы с ней некоторое время сотрудничали. Наверное, можно сказать, что Джоан была моей первой любовью. В то время они расходились с мужем, но потом снова сошлись, и мы с Джоан перестали видеться.

— А… — я вспоминаю фотографию, которую видела в столе Эмилии, пока искала флэшки.

Эмилия была молода, она обнимала женщину постарше с темными волосами до пояса. Джоан Спанос — вот почему она показалась мне знакомой.

— В общем, давняя история, — говорит Эмилия после минутного молчания. — Том не… не ходит налево. Сначала я подумала, что он с кем-то встречается. Мы поругались из-за этого четвертого числа. Но это оказалось не так. У него на работе проблемы, компания еле сводит концы с концами. В начале лета партнеры срезали ему нагрузку по клиентам наполовину. Он стеснялся мне об этом сказать.

Она вздыхает, поглаживая рукой мраморную столешницу.

— Я не знала, — отвечаю я. Вот, значит, почему Том старался не задерживаться в офисе. — Вы подумали, что цветы от него?

Она выпрямляется.

— Я так по-глупому расстроилась. Как ты, наверное, уже понимаешь, отношения редко бывают простыми.

— Я могу спросить вас кое о чем? — спрашиваю я, помолчав с минуту. — Этот парень, Макс, не показался вам сегодня знакомым?

— Думаю, нет. Не могу припомнить, — хмурится Эмилия. — А что?

— Мы познакомились с ним в океанариуме. Он там работает. Мне показалось, что Пейсли его откуда-то знает, поэтому мне стало любопытно.

Эмилия энергично качает головой.

— Я его не узнала. Но у Пейсли острый глаз, — улыбается она. — Тебе помочь перенести все это в домик?

Я смотрю на роскошные букеты, но вижу только уродливую гримасу, исказившую лицо Макса, когда я отшила его в Монтоке.

— Они так красиво смотрятся, — говорю я. — Вы не возражаете, если они останутся здесь?

— Нет, конечно, — Эмилия выуживает небольшую белую карточку из центрального букета. — Но это тебе лучше забрать.

Я бросаю взгляд на карточку, где просто написано: «Анна, мне очень-очень жаль. Макс». Потом я сую карточку в карман и прошу разрешения ненадолго заглянуть к Пейсли и пожелать ей спокойной ночи, чтобы Эмилия могла приступить к обычной процедуре приготовления ко сну. Поднимаясь по лестнице, я пишу Максу.

• Широкий жест, но нельзя просто так появляться в доме моих работодателей. Пожалуйста, больше так не делай.

Он отвечает тут же.

• Прости, пожалуйста. Я только хотел извиниться. По одному букету за каждую неделю, которую тебе не звонил. Надеюсь, ты меня простишь, Анна.

Как банально. Сначала он не звонит почти четыре недели, потом делает дорогой и неоригинальный жест. Даже если бы он мне нравился, я бы на это не купилась. Четыре недели — это примерно на три с половиной недели дольше, чем нужно. К тому же он — редкая скотина. Я не успеваю ответить, как он пишет снова.

• Не только за то, что не звонил. Еще и за то, как я вел себя четвертого. Это было недопустимо, и мне очень жаль.

• Считай, что извинения приняты, но не думаю, что мы друг другу подходим. Спокойной ночи, Макс.

Отправляю сообщение и перевожу телефон в беззвучный режим. Я иду в спальню Пейсли — красивую комнатку с персиковыми стенами в конце коридора на втором этаже со стороны Кловелли-коттеджа, выходящей на Уиндермер. Мы играли здесь пару раз, но на втором этаже я бывала редко. Уже почти девять, и Пейсли переодета в ночную рубашку. Обычно в это время Эмилия уже укладывает ее в кровать. Я застаю ее сидящей на стульчике у окна, выходящего на южную сторону. Она разглядывает в телескоп ночное небо.

Я и забыла, что ты увлекаешься астрономией.

Она оборачивается и пожимает плечами:

— Мы общаемся только днем. А сейчас ты тоже можешь поглядеть.

Я рассматриваю пособия по астрономии для детей, разложенные на круглом игровом столике у окна. На пробковой доске на стене над столиком висит большой список созвездий, планет, фаз луны и дат их наблюдения.

— Сегодня очень чистое небо, — говорит она. — Можно увидеть созвездие Девы. И Льва.

Пейсли встает, давая мне возможность посмотреть. После недолгой и безуспешной попытки отыскать звезды, которые она описывает, я аккуратно наклоняю телескоп вниз, к Уиндермеру. Сначала я не могу понять, что передо мной. Само здание находится слишком близко к дороге, чтобы как следует разглядеть его с этой точки, но, отрегулировав линзу, я понимаю, что это загон для верховой езды. И четко вижу обугленный участок земли, где стояла конюшня.

Я снова направляю телескоп в небо.

— Ты когда-нибудь смотришь на соседей? — спрашиваю я у Пейсли. — На Уиндермер.

Она смотрит на меня, наморщив нос:

— Это же значит подглядывать!

Я пожимаю плечами:

— Просто мне было бы любопытно.

— Мне нужно почистить зубы, — вдруг вспоминает она и спешит по коридору в ванную.

Явно не стоило начинать этот разговор. Я остаюсь одна в ее комнате. Возможно, Пейсли лучше меня. Но если бы я была восьмилеткой с прекрасным видом на двор соседей, я бы оттуда глаз не сводила.

Вернувшись в свой домик у бассейна, я ложусь на застеленную кровать и смотрю в потолок. По привычке начинаю смотреть в телефон, сама не зная, что ищу. Информацию. Подтверждение. Что-то настоящее. В мессенджере я стараюсь не смотреть в одностороннюю переписку со Старр и вместо этого проматываю к старым разговорам с Кейли, Майком, девчонками из школы, о которых после выпуска даже и не вспоминала. Здесь нет никого, с кем мне бы хотелось поговорить. От скуки я перехожу к запросам в друзья, чтобы поглядеть, не стучался ли ко мне кто-нибудь в последнее время.

Сердце замирает в груди.

Погребенные среди бесконечных «привет», «ты классная» и «здорово, красотка» от незнакомых парней, в списке оказываются два запроса от десятого и двадцать восьмого декабря.

Сообщения от Зоуи Спанос.

ЧАСТЬ IV

Тело

Ты — персонаж истории, но это не делает тебя менее настоящей.

Мелисса Алберт. Ореховый лес[4]

26. СЕЙЧАС. Сентябрь

Херрон-Миллс, Нью-Йорк

— Это называется досудебное ходатайство о снятии обвинений. Они подали его вчера на основании неправомерных действий полиции. Меня нельзя было допрашивать несколько