Голец Тонмэй - Андрей Васильевич Кривошапкин
– Как съездили? Все ли было благополучно в пути? – допытывался Дэгэлэн Дэги, когда все наконец расселись.
– Благодаря благопожеланию Духа Гольца Тонмэя, наша поездка сложилась благополучно, – отвечает Тонмэй. Он первым делом раскурил трубку и пустил ее по кругу. Первым, кому протянул исходящую желанным дымком трубку, был Дэгэлэн Дэги. И по преклонному возрасту он удостоился чести первым затянуться сладостным табачным дымком, и по житейской мудрости. Кроме того, Тонмэй не забывает доброту старика, когда тот одарил его, Тонмэя, пускай небольшой, но такой желанной щепоткой табака в прошлую монтэлсэ (раннюю осень).
Сладостный табачный дымок медленно плыл по чора-дю. Ламуты втягивали его ноздрями. Каждый, как только трубка доходила до него, с упоением закрывал глаза и глубоко затягивался. По неписаному кодексу таежной кочевой жизни они не позволяли себе лишних затяжек. Все должно быть по чести. Ламуты, знающие тяготы суровой жизни, по своей сути честные люди. Это их отличительная черта, которую у них не отнимешь.
Пока курили, в чуме стало тихо.
Тонмэй доволен тем, что подарил сородичам пусть небольшой, но вожделенный миг. Он понимал, что сородичи с нетерпением ждали его возвращения. Знали и верили, что без табака он не вернется.
– Как встретили вас якуты? – спросил Дэгэлэн Дэги.
– Якуты – щедрые люди. Я думаю, нам надо с ними почаще встречаться, – тихо, но четко говорит Тонмэй, слегка скользнув взглядом по сыновьям, словно ища у них поддержки.
– Неужели забыли, кто первым пожил у якутов? – смеясь беззубым ртом, воскликнул старик Дэгэлэн Дэги.
– Знаем, знаем… – оживленно загудели все. Это была нестареющая тема для веселья. Родичи любили подшучивать над безобидным стариком. Тот охотно позволял им делать это.
Лицо Тонмэя расплылось в широкой улыбке.
– Сколько прошло времени, как ты вернулся от якутов? – спросил он.
– Сам не помню.
– Давеча купец Тарагай Мэхээлэ шутя или всерьез помянул о том, что в селении Улахан Муруна жил какой-то тунгус. Потом этот тунгус исчез. Искали его, да того и след простыл. Вскоре одна якутка родила ребенка. Будто бы от того тунгуса. Правда, сама женщина об этом не говорила, это якуты сами такие догадки строили. У меня допытывался Тарагай Мэхээлэ, дескать, не ваш ли сородич постарался осчастливить якутов? Я ему ответил, что мы об этом тунгусе ничего не знаем и не слышали…
Все повернулись к Дэгэлэн Дэги. А тот вдруг заартачился:
– Чего уставились на меня?! Я тоже, как и вы, ничего не знаю…
– Никто ж на тебя пальцем не указывает, дед. Не серчай на нас, – сказал кто-то.
Старик повернулся к Тонмэю с вопросом:
– А как поживают якуты, у которых вы погостили?
– Они хорошо и дружно живут. Как мы, не кочуют. Живут в намазанных глиной и коровьим пометом избах, – ответил Тонмэй.
– А тебе, Гулуни, что там приглянулось? – спросил Дэгэлэн Дэги.
Ламуты, подмигивая друг другу, игриво улыбались, глядя на старика, мол, отвлекает всех от щекотливого вопроса.
– Якутов я не видел. Отец с Нэргэтом и Илкэни съездили к ним. Я с оленями остался у костра.
– Дельно говоришь. Как оленей оставишь без присмотра на новом месте? Жалко, однако, что не глянул на якуток, – голос у Дэгэлэн Дэги вполне серьезный. Все дружно захохотали.
– А ты, Дэги, не спрячешься за словами, уж больно словоохотливым стал. Лучше скажи, когда зимовал у якутов, неужто не заглядывался на их женщин? Только скажи честно. – Добродушно улыбается Тонмэй.
– Тогда я был молод, еще не ведал, что такое женщина. Смотрел, конечно, куда же дену свои глаза-то? – старик за словом в карман не лезет, потому отвечает прямо.
Тонмэй повернулся к сыновьям:
– Чего молчите? Расскажите сородичам о своих впечатлениях.
Нэргэт глянул на Илкэни, словно прося, мол, начни ты. Илкэни опустил глаза. Тогда Нэргэт сказал:
– Певучие люди. В самом деле, хорошо поют…
– Подоспели к их веселью. Ысыах называется их праздник, – добавил Тонмэй, почувствовав, как сложно сыну рассказать об увиденном.
– Теперь ты, Илкэни, добавь что-нибудь, – отец обратился к младшему сыну.
– Нэргэт там поборолся, – сказал Илкэни.
Нэргэт покраснел. Ламуты с любопытством посмотрели на него.
– О, это интересно… И как же поборолся наш силач?
– Не дали побороться. Нэргэт поднял того парня и собирался бросить, но тойон остановил борьбу, – рассказал Илкэни.
– Зато братишка Илкэни оказался быстрее всех, – сказал Нэргэт.
– Ох молодец! – разом сказали все.
– Илэкни у нас быстрый и ловкий, как молодой олень, – добавил кто-то.
– Что-то Апанаса не вижу… – Тонмэй взглянул на мать Нелтэк, потом посмотрел на понурившихся сородичей. У него екнуло сердце. Это не к добру. То-то с самого начала не видно было Апанаса. Однако с ним что-то недоброе случилось. Он бы первым их встретил…
Тут Дэгэлэн Дэги вздохнул и говорит:
– В твое отсутствие, Тонмэй, у нас случилась беда…
У Тонмэя сердце едва не остановилось. А душа опустилась до пяток ног.
– Что произошло с Апанасом? – хрипло спросил он.
– Абага на него… – только начал было Дэгэлэн Дэги, но Тонмэй перебил его:
– Опять абага?! Что за проклятие… За что?!
Тонмэй вспомнил деда, погибшего от злого зверя.
– Сын мой, Тонмэй, не падай духом… Да, напал на него абага… Но Апанас жив… – будто оправдываясь, проговорил старик.
– Дедушка Дэгэлэни его вылечил… – сказал кто-то.
Тонмэй благодарно взглянул на дедушку Дэгэлэн Дэги.
– Мы привезли немного муки, заварного чая. Завтра утром каждый получит свою долю. А пока поделюсь с вами табаком. Гулуни, занеси-ка мой асву, – попросил Тонмэй сына. Сородичи оживленно задвигались. У всех заблестели глаза.
Гулуни занес тугой асву – кожаную сумку, сшитую из выделанных оленьих лбов мехом наружу. Эту сумку ему сшила Эку в первый год семейной жизни. С тех пор выпало и растаяло много снега, родились, выросли дети, а с асву Тонмэй не расстается. В нем хранятся все его личные вещи. На этот раз в асву аккуратно сложил листовой табак. Асву не промокнет при любом дожде. А у ламутов ничего нет дороже табака.
Каждому бережно раздал табачные листы и сказал:
– Сами понимаете, как дорог нам табак. Трудно достается. Еще неизвестно, когда еще подвернется случай, чтобы съездить к якутам. Поэтому бережно храните свою долю.
Ламуты закивали головами и потянулись к уркэпэну – дверному пологу.
* * *
Апанас знал, что отец непременно навестит его. Он еще слаб. Негоже ему встречать отца лежа. Собрался изо всех сил, поднялся с постели. Жена, как ребенка, переодела его. После этого раздула огонь в очаге. Повесила над занимающимся пламенем старый-старый медный
