Любимая звезда - Анна Радзивилл
– Или он тебя. Ты о нём-то подумала?
О нём-то я и не подумала. Но совершенно ясно: именно такого мне и не надо. А с другими-то будет ещё труднее, чужая душа – потёмки… Кого же мне искать?
– Искать никого не надо. Он сам тебя найдёт.
– Сам? Вот именно этого я как раз и боюсь.
– Пойми ты, наконец, жизнью управлять должен мужчина. А не женщина.
– Как это? Почему? А равноправие?
– Потому что ты не создана властвовать. Ты создана руководить властителем.
– Ничего себе! Это какую же душевную чуткость надо иметь… Как тонко понимать другого человека! Да у меня на всё это никогда и мозгов не хватит.
– Хватит.
– А если он дурак?
– Один главнокомандующий-дурак всё равно будет лучше двух самых умных. Два главнокомандующих просто не нужны. Не бойся, он далеко не дурак.
Похоже, что Кавот и в самом деле существует. А Прекрасный меня просто воспитывает.
– И вот тогда я и сумею написать эту контрольную?
– Да.
* * *
Тот день, когда Кавот всё-таки прорезался, наступил внезапно. Я уж как-то и ждать перестала.
В Москве, на культурном форуме кто-то твёрдо взял меня за локоть, сказал весело:
– Ну, наконец-то… Нашлась!
Я подняла голову и потонула в этих прозрачных чайных глазах. Невероятных!
Мы взялись за руки…
Никаких колец на руках у него не было.
Сколько времени не хватало мне этого человека! Годы! Каждый день!
Он спросил тихо, но весело:
– А можно я не буду ждать больше, когда ты мне позвонишь?
Неужели любовь – это тайна, ещё не понятая и не открытая?
* * *
Из всех перемещений по планете самое волнующее – это поездка на отдых с любимым человеком.
Как собираться, что взять с собой?
В панике репетировала я перед зеркалом новые причёски с заколками, шпильками и всяческими хваталками для волос, потому что моим обликом в бигуди он ещё не успел насладиться. Не доставлять же ему это удовольствие в дороге?
В тряпочном ударе металась я по магазинам, а портниха вообще потеряла со мной чувство юмора.
Впереди был омут, в который придётся прыгать. Причём вниз головой.
А отправиться мы решили на юг России, в мою Швейцарию. Сейчас там никого нет, зимой люди там не живут.
Сама я зимой тоже никогда там не бывала. И не очень-то представляла, что же нас там ждёт.
– Ты только не забудь взять с собой что-нибудь тёплое, – попросил он. – Махровый халат, например. Или меховые тапочки…
– Ага. И бабушкин пуховый платок. И боты «прощай, половая жизнь!». Ноги вставишь – вперёд! – возмутилась я.
Ну как он может такое говорить? Ведь мне так хотелось его поразить домашним женским уютом, красотой и изяществом!
Интересно, почему он никогда не спорит по пустякам? Знает что-то очень важное?
Поезда к нам в Швейцарию не ходят: дорог туда нету. До нас добираются только туристы.
Поезд выкинул нас значительно раньше, свистнул и исчез. А мы надели рюкзаки и пошли пешком. Шли долго.
Домика своего белёного с красной железной крышей я не узнала – сиротливая хатка какая-то, по уши заваленная снегом на склоне горы. А кругом в сугробах чёрные деревья. Снег лежал пуховый, нетронутый – ни дорог, ни тропочек.
Только старые ворота и забор из кольев можно было узнать.
Да… Заехали. Курорт!
Ясно стало – ждёт нас суровая борьба за выживание. Людей-то вокруг нету.
* * *
Когда он натопил печку (дрова лежали возле неё ещё с лета), стало повеселее.
Я сидела на лавке с краю стола, будто это и не я тут хозяйка. В новом толстом халате и могучих овчинных тапочках. И наблюдала, как он радостно вскрывает шпроты, крупно режет хлеб, разливает кипяток.
Всё видит, всё понимает, всё умеет.
– Ну что ты пригорюнилась, душа моя? Хотя тебе это очень идёт. Я вообще, по-моему, не видел женщины прекраснее тебя, когда ты грустишь. Боишься, что мне тут не понравилось? Не бойся. С тобой мне везде хорошо.
На следующее утро дом был залит солнцем. Окно мы распахнули. Сугробы начали таять. Он достал лопату, расчистил двор, прокопал дорожку к погребу. Долго колол дрова.
Всё-таки хлопот по устройству жизни оказалось так много, что остановились мы только к вечеру.
Дом как-то оттаял. Посуда у меня красивая, тарелки с райскими птицами на донышке. Из тайничков я достала мёд, он хранится годами. А в чайниках у меня были спрятаны грецкие орехи. Через носики они дышат, а мыши до них добраться не могут.
Я зажгла свечи. Он разлил «Токай» (два фужера в доме тоже нашлись). В погребе оставалась картошка, топлёное сало, лук я догадалась захватить.
На столе нас ждали горячие деруны.
– Вкусно-то как, – удивился он, – даже и без сметаны.
Второй день мы здесь, а он ещё весь там, в своей работе. Ни разу не улыбнулся. Хотя всё время шутит, старается меня рассмешить.
Я знаю, что его настоящая работа занимает по вредности первое место в мире.
– А у тебя не бывает ощущения, что ты иногда шагаешь в Аид?
Вопрос мой прозвучал как контрольный выстрел в голову.
– Конечно, бывает. Каждое утро. Когда иду на работу. А вот тут, в твоей Швейцарии, оно начинает проходить.
– Орфей, песнопевец, хоть шагал в Аид за Эвридикой, а ты за чем?
– Не знаю, как-то не думал. Я не песнопевец, я просто работаю. Товарищи мои все, которые со мной шагали… кто спился, кто пропал без вести, кого убили, а кто и вообще повесился. Ладно, скажи, а ты путешествовать любишь?
– Очень.
– А загранпаспорт у тебя есть?
– Есть.
– Ну тогда в следующий раз мы с тобой знаешь куда махнём? На остров Тенерифе.
– А почему на Тенерифе?
– А там лето всегда. Зимы не бывает. Деревья стоят как огромные букеты цветов… И четыре урожая в год!
* * *
На третий день мы решили всё-таки погулять. Но где? Во дворе нам показалось тесно, а как пробиться к реке – непонятно. Валенок у меня на чердаке нашлось три, и все разные. Мы долго делили их на четыре ноги и хохотали наконец вместе. Потом оказалось – зря делили. Их давно прогрызли мыши. Полезли по целине напрямик, в городской обувке.
Речку мою любимую узнать тоже было нельзя. Она, конечно, текла, не замёрзла, но скучная была какая-то, холодная. И эта чёрно-белая графика…
По чёрной воде на закат плыли две огромные белые птицы. Никогда я
