Привет, красавица - Энн Наполитано
— Ты, наверное, очень скучаешь по ней.
— Да нет, не особо, — ответила Сильвия. Она говорила правду, но понять ее могла только Джулия.
Первым узнал Кент. В начале апреля он приехал в гости вместе с Николь, жизнерадостной девушкой, чья обаятельная улыбка соперничала с его, и моментально понял: что-то произошло. Уильям расспрашивал об их помолвке и восхищался обручальным кольцом Николь, принадлежавшим бабушке Кента, но друг, внимательно глядя на него, сказал:
— В чем дело? Ты совершенно изменился.
— Вовсе нет, — ответил Уильям. — Просто потихоньку набираю форму и уже могу пробежать три мили.
Кент покачал головой.
— Не замешана ли здесь девушка? — предположила Николь, изучая Уильяма, словно пациента на приеме.
Кент, считая это невероятным, собрался опять покачать головой, но замер, потому что на лице Уильяма что-то промелькнуло. Он уставился на друга:
— Девушка. Кто же это?
Кент знал весь круг его знакомых по университету и больнице. Поняв, что приятель мысленно перебирает кандидатуры, Уильям тихо произнес:
— Сильвия.
Повисло молчание, Кент собирал воедино разрозненные части мозаики: происшествие на озере, фургон «скорой помощи», больничная палата.
— Ну конечно! — воскликнул он и облапил Уильяма.
— Осторожнее, не поломай его! — засмеялась Николь — жених ее был на пятьдесят фунтов тяжелее Уильяма.
Кент позвонил в библиотеку и потребовал, чтобы Сильвия тотчас явилась к ним. Ее он тоже крепко обнял, и она ощутила облегчение в его объятиях.
— Чудесно! — сказал он. — Как же я-то не углядел, что все к этому идет? — Кент окинул взглядом обоих. — Однако я предвижу неизбежные осложнения.
Сильвия стеснялась его красивой невесты, которую видела впервые. Возможно, та считает ее ужасным человеком, раз она влюбилась в мужа собственной сестры. Сильвия впервые задумалась о мнении чужих людей, под взглядом Николь чувствуя себя обнаженной. Уильям, явно ошеломленный своей откровенностью, с отсутствующим видом сидел на кушетке. Сильвия сжала его руку, напоминая о своем существовании. Не позволяя ему погрузиться под воду внутри себя.
— У этого нет продолжения. Мы скоро расстанемся, — сказал он, очнувшись. — Ради Сильвии.
Кент на нее взглянул, она покачала головой.
— Но мы должны скрывать наши отношения.
Сильвия уже все просчитала и сочла, что нет ничего страшного, что Кент и Николь знают. Они не общаются ни с близнецами, ни с Джулией. Живут в Милуоки. Их посвященность в секрет означала одно: крошечная комната, где обитала их с Уильямом любовь, стала немного больше. Было бы совсем неплохо вчетвером поужинать в ресторане. А что — обычное свидание двое на двое. Появилась возможность слегка расширить пределы тайной жизни, а для Уильяма — побеседовать с лучшим другом.
Кент расхаживал по комнате.
— Вы любите друг друга?
Уильям и Сильвия кивнули — первый неохотно, вторая энергично.
— Прекрасно. Это прекрасно. Однако со скрытностью надо кончать. Немедленно. Это вредно для здоровья, а твое здоровье, Уильям, — главное. Ты знаешь установку.
Сильвия закрыла руками лицо, чувствуя себя трехлетней девочкой на грани истерики, красной от досады и смущения. Сосредоточившись на Уильяме, Кент напомнил ей, что тот — хрупкая ножка стола. И если она надломится, все обрушится на пол.
— Ты рассказал врачу? — Кент не спускал глаз с Уильяма. — Нет? Плохо. Ты должен рассказать всем. Это очень важно. («Для твоего выживания», — говорил его взгляд.) Любовь невозможно скрыть, — сказал Кент.
Сильвия, все еще сидевшая, пряча лицо в ладонях, подумала: «Правда?» Где обитает их любовь? Можно ли ее скрыть? Она была во взгляде Уильяма, когда он смотрел на нее, — любовь была подобна свету, что струится сквозь щели в стене. А любовь Сильвии к нему была такой же неотъемлемой ее частью, как руки и голова. Она бы никогда не впустила в свое сердце любовь к чужому мужу осознанно. Любовь была не тем, что они с Уильямом вызывали друг у друга, они сами были любовью. Сильвия знала: если она уйдет, то попросту закончится. Она перестанет быть Сильвией, она станет оболочкой, которая пробирается сквозь бессмысленные дни.
— Внесем ясность: вам надо расстаться либо всем рассказать. — Кент посмотрел на Сильвию: — Других вариантов нет.
Туман в голове Сильвии рассеялся. Она понимала, что Уильям уцелеет, только живя по собственным правилам. Ложь себе и другим толкала его на зыбкую почву, и Сильвия не могла в этом участвовать. С их первого поцелуя Уильям был прав в том, что тайна должна быть временной, и с того же момента Сильвия осознала, что уже не сможет жить без него. Он стал кислородом, необходимым для дыхания. Но эти истины сошлись только сейчас.
Кент все расхаживал по комнате.
— Ты, Уильям, расскажешь врачу, а я — Арашу. Не волнуйся, извещу его этак вскользь. Он обрадуется, поскольку расположен к Сильвии. Так мы оповестим твое ближайшее окружение. А тебе, Сильвия, — Кент посмотрел на нее, проверяя, следит ли она за его мыслью, — придется уведомить всех прочих.
— Принято, капитан, — кивнула Сильвия.
Она рассказала близняшкам, в майский полдень позвав их к себе. Воздух, лившийся в открытое окно, пах весною.
Цецилия была в своей рабочей одежде — оливковом комбинезоне со множеством карманов для кистей и тряпок. Сутками она трудилась над стенной росписью на Лумис-стрит. Работала целый день, но вскакивала и в два часа ночи, чтобы, оставив дочь под присмотром сестры, вновь взяться за кисти, пока не одолеет сон. Это был ее первый заказ от городского отдела культуры, давшего ей карт-бланш. Сильвия ежедневно навещала сестру по дороге в библиотеку и обратно. Она знала, что Цецилия не любит говорить о незаконченной работе, поэтому просто смотрела. Сперва на стене появились контуры женской головы и плеч. Постепенно возникало лицо, казавшееся знакомым, гордое и страстное. Сильвия гадала, не себя ли изображает сестра. А может, Эмелин или Джулию? Однако сегодня поежилась при мысли, что это ее портрет. Видимо, Цецилия решила показать ее настоящую. И тогда расцветшая в ней любовь будет явлена всему свету. Осознав это, Сильвия решила не тянуть дальше и пригласить к себе сестер. Нельзя допустить разоблачения кистью Цецилии, она должна открыться сама.
— Последнее время ты какая-то странная, и мы чувствовали — что-то назревает. — Эмелин, перепачканная конфитюром и пластилином, пришла прямо с работы.
— Ты тоже, что ли, лесбиянка? — усмехнулась Цецилия, усаживаясь за кухонный стол рядом с сестрой.
Сильвия качнула головой, подумав, что лучше бы пришлось сообщить об этом.
— Воды не хотите? Или… — она старалась вспомнить, что у нее есть в шкафу, — печенья?
— Говори уже, — сказала Цецилия. — У Эми вечерние занятия, и мне надо домой, чтобы отпустить миссис Чеккони.
Сильвия набрала воздуху, словно собираясь нырнуть
