Райгород - Александр Гулько
Нужно сказать, что, несмотря на мелкие и в целом недраматичные огрехи воспитания, Лина и Нюма были вполне домашними, любящими и воспитанными детьми. И если дома они еще иногда позволяли себе неподобающее поведение, то в присутствии дедушки и бабушки вели себя более или менее пристойно.
Когда Лина и Нюма были совсем маленькими, дед был по уши занят делами и проводил с ними не очень много времени. Но в качестве компенсации регулярно покупал и передавал игрушки и конфеты. Позже, когда внуки подросли, щедро выделял деньги на кино и развлечения. А главное, в отличие от родителей, ни при каких обстоятельствах не отказывал в мороженом и не произносил ужасного слова «диатез».
Гройсману нравилось наблюдать, как Лина растет, взрослеет. Как с каждым годом становится все красивее. Ежегодно, даже когда она была совсем маленькой и ничего в этом не понимала, он дарил ей на день рождения золотые украшения. Отдавал их Рае, говорил: «На потом». Помимо этого, регулярно выделял деньги на наряды. Говорил:
– Рая, девочка должна быть красивой! Возьми в буфете деньги, сколько надо, возьми. Купи ей кофточки… я знаю, платья, чулки… Что ей надо, все купи!
Рая благодарила папу, брала деньги и тут же начинала действовать. Отправлялась в магазин «Галантерея», где работала знакомая товаровед. Или в «Ткани», где ей по блату оставляли дефицитные отрезы кримплена и дакрона. Звонила в ателье «Силуэт» и договаривалась об очередном заказе для себя и дочери. Но чаще звонила спекулянтке Бренерше, у которой покупали одежду все «приличные и состоятельные люди».
На другой день Бренерша приносила огромную сумку с дефицитными заграничными шмотками. Начиналась примерка.
Лет до одиннадцати-двенадцати Лина носила то, что шила или покупала для нее мама. При этом, что бы на нее ни надевали, она была похожа на тетеньку-бухгалтершу с детским лицом. Повзрослев, Лина это поняла и ужаснулась. Решила, что маминому вкусу больше доверять не следует. Заявила, что хочет одеваться «по-современному», выглядеть, как модные девушки в немецком журнале Burda.
– Можете такое достать? – спросила Рая Бренершу, тыча пальцем в журнал.
– Можно… – ответила та. – Но дорого…
– Я вас прошу! – поморщилась Рая. – Мы ж не торгуемся…
Однажды, услышав обрывки того диалога, Паша не на шутку рассердился. Он был совсем не против, чтоб дочь выглядела хорошо, тем более что дочь – такая красавица. Но он не может понять, почему за красоту нужно столько платить! Как кофточка или юбка могут стоить четверть его месячной зарплаты. Кроме того, он бы хотел знать, почему Лина, вместо того чтоб учиться, постоянно говорит про шмотки. И почему Рая это поощряет!
– Папа… – отмахнулась Лина, – только не начинай…
Рая вообще промолчала. За Пашиной спиной показала дочери, чтоб та не вступала в дискуссию. Мол, незачем его расстраивать, да и вообще, о чем с ним говорить.
Но Паша не унимался. Он требовал объяснить, куда Лина собирается все это барахло надевать? В школу? На прогулку? На семейные праздники? Может быть, на танцы?! Ну конечно, у нее одни гульки в голове! Будет там ходить, хвостом вертеть? Что люди скажут?! Неужели непонятно, что это нескромно. Даже не так! Это вызывающе нескромно! Он такого не потерпит! И вообще, нельзя ли сделать так, чтоб он в своем доме больше не видел «эту паршивую спекулянтку» с ее чертовой бурдой!
– А где же нам одежду мерить? – расширив глаза, все-таки вклинилась в разговор Рая.
– В туалете на вокзале, что ли?! – повысив голос, возмутилась Лина.
Паша подумал, что напрасно сотрясает воздух. Почувствовал, как его бросило в жар, потом лоб покрылся испариной. Он хотел еще что-то возразить, но не нашел слов. Точнее, понял, что бы он ни сказал, его не услышат. Поэтому махнул рукой, буркнул: «Делайте что хотите…» – и вышел.
Мать и дочь пожали плечами и продолжили делать что хотят.
Вертясь перед зеркалом в очередной мини-юбке, пятнадцатилетняя Лина говорила:
– Ну хорошо, эту оставим. А ту блузку, шо принесли позавчера, отдай, она ужасная…
– Доця, тебе же понравилась, я уже заплатила. Она дорогая! – сокрушалась Рая. – Кому же я ее отдам?!
– Ну не отдавай, себе оставь…
У Линочки был «сложный характер». Все знали, что, если ей что-то не нравилось, она могла разгневаться. Нагрубить, расколотить тарелку, сорвать с себя новое платье и в истерике его истоптать.
– Слава Богу, хоть эта юбка ей понравилась, – с облегчением вздыхала Рая и говорила: – Это от дедушки. Не забудь сказать ему спасибо. И поцеловать!
Лина благодарила. Но чаще забывала. Ей и не напоминали, боялись разгневать.
От Гройсмана тяжелый характер внучки пытались скрывать. Не хотели его огорчать. Или рассердить. Но он все видел. Временами делился своими огорчениями с Ривой:
– Хорошая девочка, но растет эгоисткой!
– К кому ты имеешь претензии? – отвечала Рива. – Ты сам ее разбаловал!
– Да, совсем они с Нюмой непохожи…
Глава 15. Нюма взрослеет
Нюму Гройсман действительно любил больше. Когда тот был маленьким, ходил с ним гулять, водил на речку, читал книжки, даже играл в кубики и машинки.
Нюма тоже души в дедушке не чаял. Иногда, когда родители собирались в гости, он просил маму отвести его к деду. Нет, он не хочет к соседскому мальчику! Ну и что, что у него есть пожарная машина! К троюродному брату, которому недавно купили гэдээровскую железную дорогу? Нет и еще раз нет! Только к дедушке! На вопрос, что же он там будет делать, Нюма отвечал:
– Я буду… дедушку любить. – И добавлял: – Деда мне мою любимую сказку расскажет. Про яблочки!
Сказку про яблочки Гройсман придумал сам.
Усаживая внука на колени, он одной рукой крепко его обнимал, другой гладил по голове и начинал рассказывать:
– Когда-то давным-давно в небольшом местечке жил-поживал один мальчик. Звали его Нюмчик…
– Это я? – всегда уточнял Нюма в этом месте.
– Нет, конечно, – отвечал дед, – просто совпадение… – И продолжал: – Мальчик этот был умный, хороший, но немножко, как бы правильно сказать…
– Вредный? – подсказывал Нюма.
– Хорошо, пусть будет «вредный». Но иногда он бывал не просто вредный, а злой! Такой, как…
– Как Лина?
– Боже упаси! Не говори так за родную сестру! Словом, он был злой. Даже не могу придумать, как кто…
– Как Никифор Карлович? – выкрикивал Нюма.
– Ша! Тихо… – шептал Гройсман. – Он же может услышать! И вообще – его не нужно обижать, он старый, одинокий…
Обычно в этом
