У медуз нет ушей - Адель Розенфельд
Я села напротив нее и обвела взглядом груды папок, отгораживающих нас друг от друга. К моему несчастью, ее голову закрывал компьютер и его вентилятор дул горячим воздухом мне в лицо, усиливая мое волнение.
— Итак, вы… (я изогнулась на стуле, чтобы прочесть ее слова по губам, но ее бледное лицо оставалось вне моего поля видимости) по зиме.
Может, она имела в виду работу в зимнее время? Почему бы и нет.
Может, уже спрашивала меня об отпуске зимой? Вряд ли.
Может, интересовалась, как я провела прошлую зиму?
Нет, совсем не то.
А ведь это может быть вовсе не «по зиме», а «резюме», тогда она, вероятно, начала собеседование с того, что я отправила свое резюме.
Я наобум ответила «да».
Из-за монитора появилось ее лицо, обрамленное темными волосами, она смерила меня удивленным взглядом и снова скрылась в своей цитадели.
Затем среди потрескивания ее голоса и фырканья мне послышалось «претенциозный». Сочетание этих звуков никакого другого слова мне не напоминало. Неужели я претенциозная? Что такого я могла сказать? Что она имела в виду?
Меня охватила злость. Фырканье все усиливалось и усиливалось.
«Понимаете (тявканье) мы (фырканье)», — спросил голос из-за компьютера.
Теперь я слышала только лай, скулеж и тявканье — все окружающие меня звуки будто издавала побитая собака.
Что-то начало звенеть. Неужели пожарная сигнализация? Я страшно запаниковала. Начальница ощупала папки и выудила из-под бумажных завалов телефон.
Так вот что это было!
Я пробормотала «конечно, пожалуйста» и чуть отвернулась, показывая, что не слушаю разговор, но остаюсь в ее распоряжении, — все это я сопроводила непринужденной улыбкой.
Краем глаза я поглядывала на ее клавиатуру, еле сдерживая желание воспользоваться сочетанием клавиш CTRL+Z, чтобы отменить день моего потенциального провала.
В этот момент я почувствовала теплое дуновение у своих ног, причем исходило оно не от компьютерного вентилятора. Пока моя собеседница была отвлечена, я заглянула под сиденье и тут же вскрикнула от боли. Меня укусила за ногу то ли немецкая овчарка, то ли чехословацкий волкодав, то ли бультерьер. Собака посмотрела на меня единственным глазом — второй оказался выколот, — разинула пасть и приготовилась снова наброситься. Меня будто парализовало, я опустила взгляд и очень медленно стала поднимать ноги на сиденье, пока колени не прижались к груди, и в это время начальница закончила говорить по телефону.
Она недовольно на меня посмотрела. Я приняла нормальную позу, молясь, чтобы собака, которая била хвостом по полу, не набросилась на меня. По всей видимости, начальница ничего не замечала.
«(фырканье) с инвалидностью». Похоже на вопрос. Что мне ответить? Рассказать о глухоте, о моем расстройстве слуха? Как об этом говорить без волнения в голосе? Вот и наступил момент, которого я боялась, сейчас она начнет задавать неудобные вопросы. Чтобы увести разговор в сторону, я без раздумий выпалила:
— Инвалидность иногда называют в медицине гандикапом, а вообще-то гандикап — это термин, связанный со скачками, он появился в восемнадцатом веке на ипподромах Англии. Деньги, что ставили на ту или иную лошадь, собирались в одну фуражку — cap по-английски. Во Франции это слово обозначает гонку, в которой шансы участников на успех уравниваются за счет добавления преимуществ заведомо более слабым.
Вид у нее был непонимающий, и я подытожила:
— Сделав ставку на меня, вы окажетесь в выигрыше, поскольку выполните квоту по сотрудникам с инвалидностью, так что выгодно всем!
Она поднялась в знак окончания так называемого собеседования, протянула мне вялую руку, которую я пожала своей вспотевшей ладонью, после чего начальница проводила меня до двери.
11
Из безликого здания я вышла в сопровождении той незнакомой собаки. Она преследовала меня по пятам. Что она могла там делать? Собака, скаля зубы, пыталась на меня напасть, но я остановилась, вытянула руку, тыча в ее сторону пальцем, строго сказала «нет» и стала терпеливо ждать, пока не пропадут признаки ее враждебности. Похоже, никто не обращал на нее внимания. Между тем вид у собаки был пугающий: здоровенная, с черной шерстью. Я надеялась, что она исчезнет так же внезапно, как и появилась, но она не отставала от меня всю дорогу.
Добравшись до дома, я еще с улицы позвонила матери.
— Алло, мама, собеседование я прошла. До сих пор не знаю, на какую должность; спрашивать не стала, поскольку была уверена, что не пойму ответа: у начальницы голос средней высоты, а я такие, как ты знаешь, не разбираю. Нет! — крикнула я собаке.
— Все нормально? — забеспокоилась мама.
— Извини, тут одна собака идет за мной от самой мэрии.
— Позвони в газ.
Газ? Вечно у матери какие-то странные идеи.
— Привет! — Я узнала ясный голос своего соседа и показала на телефон, давая понять, что не могу сейчас ему ответить.
— Хорошо, мама, я позвоню в газ.
— Да нет же (я услышала сдавленный смешок матери, а может, это временно прервалась связь из-за проходящего рядом метропоезда), в ДАС[2].
Мой сосед поглядывал на меня, затягиваясь сигаретой, которую держал большим и указательным пальцами.
— Я тебя больше не слышу, мама, созвонимся позже.
Боги прерванной связи меня опередили, соединение отрубилось.
Я поцеловала соседа и отогнала ногой собаку, возбужденно крутившуюся вокруг нас.
— Не понимаю, что происходит, но с недавнего времени она не отстает от меня, — сказала я ему, кивая на собаку, которая, судя по всему, хотела играть.
Сосед удивленно на меня посмотрел и выпустил мне в лицо клуб сигаретного дыма:
— Она? О ком ты говоришь?
Обернувшись, собаки я не обнаружила и растерянно подняла взгляд на смуглое лицо соседа.
— Как у тебя сегодня дела? — участливо спросил он.
Я рассказала о своем собеседовании в мэрии — вернее, преподнесла все так, как должно было
