Белая. Разговор через стенку больничной палаты - Елена Эдуардовна Бодрова

потому, что так надо. Уже и не следит, а так, прогуливается сама по себе. И зовут ее странно – Марианна. Я узнал это, когда ее окликнула та, с сердитыми губами, когда пришла сменить ее. Она сказала тогда: «Марианна, где мой халат? В шкафу его нет». Чем кончилась история с халатом, я не знаю, так как они обе вышли из моей палаты, должно быть, искать его. Не очень интересное, наверное, занятие – поиски халата. Белого халата в белой больнице. Может, он слился со стеной и теперь они его никогда не найдут.

Я подошел к гномской двери, взял в руку огромный ржавый замок.

– Соколов!

Это меня. Я отпустил огромный ржавый замок. Он нехотя глухо брякнул о дверь, которая, я заметил, была выкрашена в коричневый цвет, а краска облупилась.

– Отойди от двери, Соколов!

Мне сразу вспомнились боевики, которые мы раньше смотрели с папой. Захотелось поднять руки и медленно отступать, кося взгляд на припрятанный у меня под курткой кольт, который я смогу выхватить, стоит этой Марианне зазеваться. Но уже с первым пунктом – поднять руки – у меня возникли проблемы. В руках я держал костыли, на которые налегал сейчас, отходя от двери, как меня попросили. Как все скучно! Смотрела бы на свои кусты и дальше. Из-за нее теперь гномов не увижу.

Мы пошли обратно в больницу. Я поднял глаза на окно рядом с моим. Никто больше не мельтешил. Я увидел кусок стены, переходящий в кусок потолка.

14

– Антоша.

Я уже не мог прятать голову под подушку. Это не помогало, я все равно слышал.

– Антоша, – повторил шепот.

– Да что тебе? – раздраженно прошипел я в розетку. – Что ты пристала ко мне?

– Привет.

– Привет! И пока!

– Нет, скажи просто «привет». Так здороваются: просто «привет».

– Просто привет. И просто пока. Я сплю по ночам, хватит ко мне лезть!

Надо же, «сплю по ночам». Заговорил, как старикашка. А что она ко мне лезет, в самом деле?

– Меня зовут Дылда.

– Я знаю!

– А тебя Антоша.

– Антон. Меня зовут Антон.

– Привет, Антоша.

Хотелось крикнуть «Заткнись!», но вспомнил вчерашние шаги, стоны и вскрики и промолчал. Хоть она и психичка, но натравливать на нее медсестер – это… ненормально, в общем. Что они там с ней делают, чтобы замолчала? Я не хотел думать.

– Поговори со мной, – сказала она как-то особенно вяло и тихо. Жалобно. Ну и зря. Меня особо не разжалобишь. Лучше бы она шептала в какую-нибудь другую розетку, где нет меня. Где кто-нибудь, кого можно разжалобить.

– Ты боишься уколов? – спросила она снова, переждав тишину с моей стороны.

– Нет. Чего их бояться?

– Страшно. Ко мне сестра приходит. Она плохая.

– У тебя есть сестра? – удивился я. Хотя почему нет? У людей бывают сестры.

– Она белая и страшная, с уколом.

– Это медсестра.

– Ее зовут сестра.

– Ее не зовут сестра. Она работает медсестрой, – ввязался я в какой-то дурацкий спор. Хотя молча смотреть на дурацкий потолок, по-моему, еще хуже. Хотя не знаю, что все-таки хуже: потолок или психичка?

– Она не любит меня.

– Она никого не любит.

– И тебя?

– И меня. – Что за чушь я несу?

– Не бойся. Я люблю тебя.

– Нет.

– Я люблю тебя.

– Замолкни. Или придет белая сестра.

– Нет. Не придет.

– Придет.

– Нет, – за стеной всхлипнули. Я испугался, что за этим последует нескончаемый нарастающий стон.

– Я пошутил. Не придет.

– Не придет?

– Нет.

Кажется, она успокоилась.

– Ты любишь карандаши? – сказала она очередную глупость.

– Нет.

– А я люблю. У меня есть карандаш.

– Поздравляю.

– Маленький, коричневый.

– Еще раз поздравляю.

– Я тру его об стенку.

– Ну и хорошо.

– А то он тупой.

– Ты тоже тупая, – прошептал я так тихо, чтобы не услышала. Но она услышала.

– Я знаю. Мне так говорят, – буднично ответила она.

– Кто? – я покраснел до корней волос. Ну вот.

– Белая сестра.

– Зачем тебе карандаш?

– Это секрет. Я что-то делаю под кроватью.

– Что? – спросил я. Все лучше, чем просто лежать, пялиться в потолок – когда на спине, в стену – когда на боку или носом в подушку – когда на животе.

– Это секрет. Я тебе, наверное, расскажу. Потом.

– Не надо.

– Я расскажу.

– Это же секрет, – я перевернулся на бок. Глаза вдруг начали слипаться.

– А я все равно расскажу. Только тебе.

– Не нужны мне твои секреты, я в футбол хочу, – пробормотал я. Язык уже не ворочался – я мягко опускался в сон, как на пуховую перину. – Бегать хочу…

И уснул.

15

– Ну что, Антон? Как жизнь? – врач с карточкой в руках громогласно вошел в мою палату.

– Нормально, – промямлил я. Семь утра.

Врач полистал карту, я закрыл глаза. На минутку, пока он листает. Огромная белая ворона склонилась надо мной, протягивая зажатый в крыле огромный ржавый замок от гномской двери, и сказала:

– Вставай, пора на рентген!

Я открыл глаза. Это не ворона, это бодрый доктор встал надо мной и улыбается.

– Давай, давай, солдат, вставай.

– Я не солдат, – сказал я и сел на кровати.

– Космонавт?

– Футболист.

– А, футболист. Иди на рентген, футболист. Пусть мяч отдохнет.

– У меня нет мяча, – пробурчал я и встал с кровати.

– Зайду к тебе после рентгена, – сказал бодрый доктор и бодро вышел.