Белая. Разговор через стенку больничной палаты - Елена Эдуардовна Бодрова

Елена Бодрова

Белая. Разговор через стенку больничной палаты

© Елена Бодрова, текст, иллюстрации, 2019

© OOO «Феникс»: оформление, 2019

© В оформлении обложки использованы иллюстрации по лицензии Shutterstock.com, 2019

1

Белая ворона. На голубой стене здания, со стороны двора, краской нарисована белая ворона. Она стоит и смотрит прямо на дверь. Какая-то странная маленькая дверь, как будто для гномов, и всегда закрыта. На ней висит огромный ржавый замок. Слишком большой для такой маленькой двери.

Я стою на газоне. Хотя написано, что по газону ходить нельзя. Я, правда, и не хожу. Я стою. Ходить мне трудно.

Трава напоминает мне о футбольном поле. Вон там ворота. Я разбегаюсь, бью по мячу, он ровной линией летит прямо в середину ворот, ударяется о сетку, отскакивает.

Правда, все не так. Я будто вижу все в обратной перемотке: не отскакивает, не ударяется о сетку, не летит в середину ворот, я не бью по мячу, я не разбегаюсь. Я стою и глазею на траву. Надо мной – десятки молчаливых темных окон, сзади меня – голубая стена с белой вороной, впереди – зеленое футбольное поле-газон. Мне нельзя вперед. Я должен повернуться, доковылять до этого здания и поселиться за одним из этих тусклых окон.

2

Снимаю башмаки и надеваю тапки. Правда, не сам. Мама снимает башмаки и надевает мне тапки. Под ногами мелкая кафельная плитка грязно-желтого цвета. Белые металлические весы – еще из каменного века, наверное, – ждут меня. Длинная серая вертикальная линейка измеряет мой рост, длинная серая горизонтальная линейка измеряет мой вес. Зачем это им? Зачем им мой рост и вес, если я и хожу-то с трудом?

Маму не пускают на лестницу. Говорят, надо прощаться вот здесь – на этой мелкой кафельной плитке. Я смотрю: там, где лестница, – крупная черно-белая плитка. Как в шахматах. Интересно, это как-то связано с прощанием? Здоровые не должны ступать на шахматную плитку? А больные ступают и превращаются в шахматные фигуры, которые в любой момент может кто-то срубить? Так, что ли?

Вообще-то я не любитель шахмат. Я люблю футбол.

Идти по лестнице приходится долго. Мама сказала, что скоро я смогу ходить быстро. Совсем скоро. Она так и сказала: «Скоро ты сможешь ходить быстро и даже бегать. Потерпи. Совсем скоро!» И если я ей и поверил поначалу, то фраза «совсем скоро» в конце… В общем, не стоило ей так уж настаивать на слове «скоро». Оно как-то порастратило свою силу.

У меня отдельная палата. Мама сказала, что у меня иммунитет ослаблен. Я толком не понял, что такое иммунитет, и переспросил, почему я не в общей палате. Она сказала: «Поэтому. Из-за слабого иммунитета». Я не стал больше спрашивать.

Тут одна кровать и белые стены вокруг нее. Меня уложили на кровать и ушли. Я встал с кровати. Стены – чисто белые. Постельное белье – тоже. Никогда этого не понимал в больницах. Почему нельзя покрасить хотя бы одну стену в желтый или в синий? Это же интересней.

Окно расположено как-то высоко, в него и не выглянешь. Я вспомнил дверь для гномов и даже хмыкнул. Если тут действительно бывали гномы, то им здесь явно не рады. Какое-то противогномное окно. Хотя кусок неба видно и когда сидишь на кровати. Квадратный отрывок неба. Как аппликация на белой стене.

3

Гулять можно, сказали. Только с медсестрой. Вот делать нечего! Она будет помогать мне идти, а я и сам могу! И гулять можно только с трех до пяти.

Сейчас у меня капельница, и я смотрю в потолок. Чувствую себя глупее некуда с иголкой в руке, вытянутой в сторону, «на раскоряку», как говорит мама. Несколько красных точек вокруг воткнутой в кожу иглы – искали вену. Неужели ее и правда так трудно найти?

4

– Эй, привет!

– Привет, – сказал я. Передо мной стоял пацан старше меня года на три, наверное.

– Ты из отдельной палаты?

– Да.

– А че ты – инвалид или спидозный?

– А ты кто такой?

– Я нормальный.

– Я тоже.

– В таких палатах только ненормальных держат. Инвалидов, спидозных и психичек.

Я посмотрел на свое молчащее окно и на окна рядом. Как пустые глазницы дома.

– Каких еще психичек?

– Вон там, – сказал пацан и ткнул пальцем в район моего окна, – ее иногда видно. Уродка кривая. Она иногда там кричит, а потом врачихи к ней забегают, и она перестает.

– Что кричит?

– Просто орет. А один видел, как ее вели. Она так озиралась по сторонам… – и пацан показал, как она озиралась, хотя сам явно этого не видел. Вытаращил глаза, открыл рот и стал вертеть головой. Я подумал, что, скорее всего, похоже. – А ты из какого окна?

– Вон то, – показал я на свое окно. Оно было на третьем этаже, прямо над вороной, поэтому я запомнил.

Пацан смачно заклокотал, дергая головой. Оказалось, это он смеялся.

– Она вон из того, – показал он на соседнее с моим окно. – Повезло тебе.

– Пора на процедуры, – сказала мне медсестра, которая во время этого разговора стояла немного поодаль, делая вид, что разглядывает кусты живой изгороди. Чего там разглядывать? Они даже не цветут. Я сразу понял, что она слушает разговор.

– Ладно, бывай, – ответил мой новый знакомый. – Передавай привет психичке.

Двумя белыми фигурами мы с медсестрой потелепались через двор к зданию, и я даже не воображал, что веду мяч к воротам. Просто шел на этот раз.

5

Ночью стало тоскливо. А