В свободном падении - Антон Секисов
Следом протянул вялую руку гитарист Вадик — черноволосый юноша в чёрном пальто с бескровными тонкими губами, щуплый и невысокий, больше всего похожий на интеллигентную еврейскую даму. Вадим был бледен, лоб покрывала испарина — титаническим усилием он втащил в коридор портативный усилитель «Вокс» и бросил его об пол. Потревоженными птицами из-под него вылетело ещё несколько половиц. Вадик явился сюда прямо с репетиционной базы, где вообще-то полно своих огромных монструозных «маршалловских» усилителей, но Вадик — перфекционист, он был убеждён, что все они дают «не тот» звук.
Под руку с ним (с Вадиком, но не с усилителем) была Аня (Йоко), блондинка, в почти таком же, как у Вадима, пальто, в закрытой блузке и длинной юбке, обтягивающей её крепкий зад. Аня вообще была крепче и выше Вадима: широкая атлетичная спина, округлые плечи и массивные ноги. При необходимости она бы легко уложила Вадика одним ударом — такова была первая мысль, пришедшая мне при нашем знакомстве.
Прозвище Йоко, с первого дня прилипшее к Ане, хотя и было банально, но полностью отражало её роль и значение в группе. Первая настоящая и, похоже, теперь единственная женщина в жизни Вадика почему-то вообразила, что её интеллигентному супругу не место в группе, сплошь состоящей из извращенцев, пьяниц и сексоголиков (нас). Последнее время она всё настойчивее поучала: «вы играете музыку (звучало как „вы играете в музыкантов“) уже сколько?.. Семь лет! И за это время ваших поклонников стало только меньше! Вы не добились никаких результатов за эти годы! Не добились за семь, значит, не добьётесь за восемь, девять и за двадцать!» Её голос звучал неумолимо.
«Во-первых, — досадливо морщась, отвечал я. — Не семь, а пять. Во-вторых, мы записали альбом…». Йоко отмахивалась от меня, как от наглого уличного попрошайки. Она была убеждена: Вадику лучше уйти в другую группу, «с перспективами», а ещё лучше — вовсе бросить это постыдное для зрелого человека занятие и найти наконец нормальную full-time job. Эта дурёха не понимала элементарных вещей: успех не приходит сразу. Иным группам требуются десятки лет, чтобы добиться локального признания и начать зарабатывать деньги своим творчеством. Удача — награда упорных, как говорили великие. «Если ты имеешь в виду то упорство, с которым вы разрушаете ваши печени, то да, награда ваша уже не за горами», — язвила Йоко.
Самым раздражающим было даже не это её назойливое жужжание, но то, что Йоко-Аня умудрилась вживить в наши мозги наших собственных, «внутренних Йоко-Ань», которые донимали нас больше Йоко-Ани «внешней», когда её не было поблизости. Вдобавок моя «внутренняя Йоко-Аня» была гораздо умней и убедительнее настоящей: она умела проводить исторические параллели. «Хватит искать оправдания, — говорила она, — пять лет — это тоже огромный срок. Пять лет существовала Нирвана. И того меньше — Дорз. А у вас — один жалкий альбом на одиннадцать песен, и в среднем десять человек на концерте. Новые технологии, конкуренция, интернет, зачем брать измором сцену, если ваша проблема в том, что вы не в силах написать хорошие песни?..» Внутренняя Йоко-Аня была невыносима.
Мы разлили вино в пластиковые стаканчики и разместились в гостиной, стащив сюда всю доступную мебель. Филипп, торжествуя, водрузил в центр стола сорокоградусную бутылку. «Каким же извращенцем надо быть, чтобы поминать человека белым вином!» — пояснил Фил свой порыв тоном человека, оскорблённого в лучших чувствах.
Вадик поспешно отставил от себя стакан.
— Прости, Андрюш, ты знаешь, я не буду, — оповестил он меня не без печали в голосе.
Вадиму была присуща аристократическая особенность — у него была аллергия на дешёвый алкоголь. Выпив какое-нибудь гадкое постсоветское шампанское или ту же водку, он начинал кашлять, чихать, покрываться крупными красными пятнами. Вот только раньше Вадику это редко мешало: он всё равно пил, и кривился, и задыхался, и сопли текли из носа, но Вадим был радостен и пьян. Аня успела оказать своё дурное влияние на него и в этом.
Мы помянули деда, обменявшись присущими случаю формальными фразами и молча влили в себя кто вино, кто водку. Вадик, смущаясь, не влил в себя ничего.
— Но всё-таки круто, — подвёл итог Фил. — Наконец-то сможешь приводить к себе тёлок. Главное — вовремя их выпроваживать, не повторяй ошибок Вадика.
— Можно подумать, кто-то согласиться жить с таким разъебаем, — примирительно улыбнулся тот.
— Это верно. Андрюша скорее отрубит себе руку, чем согласиться вымыть посуду, — слабо улыбнулась Кира, впервые за день.
— Ну и что? Женщины любят беспомощных, — Фил заметно оживился, оседлав свою любимую тему — женщин. В этой теме Филипп считал себя исключительно компетентным. Он вальяжно расстегнул воротник, готовя нас к новой порции своей кухонной философии.
— Видишь ли, их природа такова, — обведя аудиторию самоуверенным взглядом, продолжал он. — Возможность утереть тебе слюну с воротника для женщин — великая радость. К тому же они помешаны на чистоте. Поверьте, всё что нужно сделать мужчине, — просто предоставить ей участок работы: посуда в раковине, засор в унитазе, пыль на шкафу. Действуй, дорогая! Всё это нытьё про грязный носок под подушкой — просто набивание себе цены.
— Боже, какой бред! — закрыла голову руками Аня, словно её собирались бить дубинками по голове.
— Не бред, а доказанные чувственным опытом утверждения, — Филипп поднял вверх указательный палец, что означало полную его убеждённость в своих словах. — Приведу простой пример. Попробуйте запереть на день среднестатистического парня в квартире с ведром воды и половой тряпкой. Что же произойдёт далее? — Филипп завис вопросительным знаком над Йоко-Аней, и только она открыла рот, чтобы изложить свою версию, продолжил свой спич. — А произойдёт далее следующее. Он переломает и сожжёт вашу мебель, разобьёт все окна, накормит чистящим средством вашего кота, выпьет весь алкоголь в доме, а потом спустится с балкона по верёвкам, которые свяжет из вашей же парадной одежды.
— Так поступит, по крайней мере, уважающий себя самец, —
